— Это мне, господин?
— Одной тебе, — ответил он.
Это был смелый подарок, символ плотской любви мужчины к женщине.
Вскоре с юга пришли плохие вести. Они не радовали и перед празднеством, но худшие наместник провинции Гуандун придержал до окончания торжеств. Скрывать новую беду дольше он не мог. Англичанин лорд Элгин вновь выступил с угрозами напасть на Кантон, имея на этот раз шесть тысяч воинов на линейных кораблях в устье Жемчужной реки. Даже если бы в Кантоне не сосредоточились китайские мятежники, императорская армия все равно не сумела бы удержать ворота. К сожалению, город кишел бунтовщиками, которые называли себя христианами и повиновались безумному Хуну, известному человеку, который заявлял, что послан чужеземным Богом по имени Иисус и ему назначено свергнуть маньчжурский трон.
Когда тревожное донесение прибыло в Императорский город, первым получил его принц Гун и не решился уведомить Сына неба. Со дня годовщины наследника император не поднимался с постели. Он слишком много съел и слишком много выпил на празднике. Затем, пытаясь утихомирить боль, накурился опиумом и не мог теперь отличить день от ночи. Словом, принц Гун послал записку Цыси, прося о немедленной аудиенции. В полдень мать наследника отправилась в императорскую библиотеку. На этот раз блистательной женщине пришлось укрыться за ширмой, так как принц Гун был не один. В библиотеку пожаловали Верховный советник Су Щунь, его друг принц Цзай и племянник Сына неба принц Йи — человек, не одаренный ни умом, ни характером, но зато брюзгливый и завистливый. Вокруг мужчин на некотором расстоянии расположились их евнухи. Принц Гун зачитал вельможам свиток, исписанный кисточкой наместника.
— Очень серьезно… очень серьезно, — пробормотал Су Шунь.
Он был высоким, крупным человеком с лицом сильным и грубым, и Цыси удивлялась, как этот мужлан смог породить прелестную Мэй.
— Очень серьезно, — поддакнул принц Йи высоким голоском.
— Настолько серьезно, — сказал принц Гун, — что мы должны обдумать вопрос, не может ли Элгин, захватив город Кантон и окопавшись в нем, потребовать аудиенции здесь, в императорском дворце.
Цыси ударила рукой об руку.
— Никогда!
— Почтенная, — грустно произнес принц Гун, — я осмеливаюсь высказать мнение, что мы не сможем отказать такому сильному врагу.
— Надо действовать хитростью, — возразила Цыси, — мы по-прежнему должны давать обещания и тянуть время.
— Так мы не добьемся успеха, — заявил принц Гун.
Выступил Верховный советник Су Шунь:
— Мы добились успеха два года назад, когда англичанин Сеймур пробился в город Кантон. Вспомните, принц, как мы его тогда снова прогнали. За каждую английскую голову было обещано тридцать серебряных монет, а когда трофеи представили наместнику, тот распорядился пронести их по улицам города и приказал сжечь иностранные склады. После этого англичане бежали.
— И в самом деле, — ввернул принц Йи.
Но принц Гун никак не соглашался. Высокий, красивый, слишком молодой, чтобы говорить столь дерзко, он все-таки возразил:
— Англичане ретировались лишь для того, чтобы попросить подкрепление. И вот войска вернулись, к тому же на сей раз французы, претендующие на наши индокитайские владения, обещали помочь англичанам. Они снова воспользовались тем предлогом, что в Гуанси истязали до смерти французского священника. И еще говорят, что лорд Элгин имеет указание от своей правительницы английской королевы потребовать, чтобы посланник ее двора мог проживать в Пекине.
Императрица оставалась при своем мнении, но она уважала принца Гуна и хотела сохранить в нем верного союзника, поэтому вежливо заметила:
— У меня нет сомнения, что вы правы, и все-таки я смущена. Уверена, что моя сестра, Западная королева не знает, какие требования этот лорд выставляет от ее имени. Иначе почему же англичане стали угрожать только сейчас, а не после бегства?
Терпеливый принц Гун объяснил.
— Императрица, — сказал он, — задержка была вызвана индийским восстанием, о котором я рассказывал вам несколько месяцев назад. Вспомните, что вся Индия теперь завоевана Англией. Недавно там вспыхнуло восстание, было убито много англичан, мужчин и женщин. Но королевские войска потопили его в крови. Теперь англичане пришли завоевывать наши земли. И я боюсь… боюсь, что англичане намереваются завладеть всей нашей страной, подобно тому, как завладели Индией. Кто знает, насколько далеко зайдет их алчность? Ведь островной народ всегда алчен, потому что, плодясь, не знает, где жить. Но если мы падем, то наш мир рухнет вместе с нами. Это следует предотвратить любой ценой.
— Да, следует, — согласилась императрица.
Она все еще не могла поверить в опасность, и голос ее был лишен печали:
— Однако расстояния у нас велики, а стены крепки, и я не думаю, что беда случится так скоро. К тому же Сын неба слишком плохо себя чувствует, чтобы его волновать. Скоро лето и мы должны покинуть город. Давайте ничего не будем предпринимать, пока не вернемся из Летнего дворца. Пошлите указание наместнику, пусть пообещает англичанам написать в столицу и оповестить Трон об их требованиях. Мы же отправим ответ, что Сын неба болен и надо подождать. Вот настанут холода, император поправится и сможет принимать решения.
— Как это мудро! — вскричал Верховный советник.
— И в самом деле мудро, — согласился принц Цзай, а принц Йи одобрительно закивал головой. Принц Гун молчал, лишь тяжелый вздох вырвался из его груди.
Цыси не захотела обращать внимания на опечаленного вельможу и окончила аудиенцию. Из императорской библиотеки она отправилась во дворец, где жил наследник с кормилицами и евнухами, и пробыла несколько часов с сыном. Сперва Цыси любовалась, как сладко он спит, а когда ребенок проснулся, взяла его на колени. Малышу захотелось побегать, и Цыси протянула ему руку, чтобы он мог ухватиться и не упасть. В сыне был источник ее силы и решимости. Когда она чувствовала страх, то приходила сюда и вновь обретала мужество. Сын был ее маленьким божком, драгоценным камнем, она обожала его всем сердцем, всем существом. Материнская душа полнилась нежностью и любовью. Цыси схватила ребенка на руки и прижала его к себе, страстно желая хранить сына так же надежно, как хранила когда-то в своем чреве.
После свиданий с сыном императрица возвращалась к себе посвежевшей и садилась за работу: изучала письма и донесения, поступавшие Трону, и решала, какой ответ даст император.
Весной императрица выдавала свою сестру замуж за принца Чуня. Чтобы посмотреть на жениха от имени невесты, императрица имела с ним частную аудиенцию и нашла, что, несмотря на безобразное лицо и слишком большую голову, он был человек порядочный и простой, лишенный честолюбия и благодарный матери наследника за брачный союз с ее сестрой. Церемония свершилась перед отъездом двора в Летний дворец, однако из уважения к болезненному состоянию императора празднования не устраивали. Сама Цыси знала только, что в назначенный день со всей подобающей торжественностью сестра отправилась во дворец принца Чуня, находившийся за пределами Запретного города.
В Летнем дворце Юаньминъюань лето протекало безрадостно. Пока император болел, не играла музыка, не устраивалось театральных представлений, и вообще не дозволялось никакое веселье. Чудесные дни уходили один за другим, но, памятуя о своем достоинстве, Цыси отказалась даже устроить катание на лодках по озеру Лотосов. Блистательная женщина, она все время пребывала в одиночестве. Не решалась она оказывать новые знаки внимания и своему родичу, потому что после памятного дня рождения наследника, как огонь по сухой траве, побежали сплетни. Теперь уже ни для кого не оставалось секретом, что императрица была когда-то обручена с Жун Лу. И пока она не займет недосягаемого положения, сделать для родича ничего нельзя, иначе этот факт используют против нее перед императором, а если тот умрет, то пострадает ее сын. Молодая и страстная Цыси, однако, умела владеть собой и, когда хотела, могла быть сильной и терпеливой.
Ранней осенью двор возвратился в Запретный город. Тихо прошли Праздники урожая. Один мирный месяц следовал за другим, и Цыси уже радовалась, как мудро она поступила, не позволив начать войну