Не так ли?
Семь лет она сопротивлялась желанию Пола завести второго ребёнка, но забеременела, несмотря на все меры предосторожности. Вновь прошла через девять месяцев ада, гадая, что за странное существо растёт в её чреве.
Джой, разумеется, родился нормальным маленьким мальчиком.
Внешне.
Но внутри?
Этого она не знала. Наблюдала, ждала, боялась самого худшего.
И по прошествии стольких лет Эллен не знала, что думать о своих детях.
Так что жила она словно в аду.
Иногда её переполняли гордость и любовь. Она хотела обнимать их, целовать, прижимать к груди. Хотела отдать им всю любовь, которой они не видели от неё в прошлом… Но после стольких лет постоянных подозрений обнаружила, что ей просто не под силу раскрыть им свои объятия, сократить до нуля то безопасное расстояние, на котором она их всегда держала. Иногда она сгорала от любви к Джою и Эми, страдала от любви, которую не могла выплеснуть на них, плакала ночью тихонько в подушку, чтобы не разбудить Пола, скорбя по своему холодному, мёртвому сердцу.
Но случалось, она видела в своих детях зло, сверхъестественное зло. В эти ужасные дни убеждала себя, что они хитрые, расчётливые твари, прячущиеся за личиной детской невинности.
Качели.
Качели.
А хуже всего было её одиночество. Она не могла поделиться своими страхами с Полом. Тогда ей пришлось бы рассказать ему о Конраде, и он пришёл бы в ужас, узнав, что она двадцать лет прятала от него своё прошлое. Эллен достаточно хорошо знала мужа, чтобы понимать: содеянное ею в молодости расстроит его не так сильно, как тот факт, что она обманула его насчёт прошлого и так долго продолжала обманывать. Ей не оставалось ничего другого, как в одиночку бороться со страхом.
Вот и жила она словно в аду.
Если бы она смогла заставить себя поверить, раз и навсегда, что Эми и Пол — два обычных ребёнка, ничем не отличающиеся от других детей, то и тогда не смогла бы полностью избавиться от тревоги. Поскольку существовала вероятность, что дети Эми и Джоя будут такими же монстрами, как Виктор. Проклятие могло передаваться через поколение, от женщины — не к ребёнку, а к внуку или внучке. Могло дать о себе знать, когда этого никто не будет ждать. Современная медицина выявила наследственные болезни, которые проявлялись не в каждом поколении, с промежутком в несколько десятилетий.
Будь у неё полная уверенность в том, что первый, чудовищный ребёнок появился у неё исключительно по вине дегенеративных генов Конрада, а у её хромосом не было отклонений от нормы, Эллен смогла бы забыть о своих страхах. Но, разумеется, знать об этом наверняка она не могла.
Иногда у неё возникали мысли, что жизнь слишком трудна и жестока, а потому и незачем прилагать столько усилий, чтобы прожить её.
Вот почему теперь, стоя на кухне вечером того дня, когда она узнала о беременности Эми, Эллен допила водку с апельсиновым соком, которые налила в стакан лишь несколькими минутами раньше, и быстро наполнила его вновь. Она опиралась на два костыля: спиртное и религию. Без этих подпорок она бы не протянула последние двадцать пять лет.
Поначалу, в первый год после ухода от Конрада, ей хватало одной религии. Её взяли официанткой, деньги на жизнь появились, и большую часть свободного времени она проводила в церкви. Обнаружила, что молитва успокаивает нервы, исповедь — бальзам для души, а облатка Причастия, положенная на язык во время мессы, насыщает сильнее, чем обед из шести блюд. В конце этого первого года, который она прожила одна, через два года после побега из дома с Конрадом, Эллен более-менее обрела душевный покой. Правда, по ночам ей все ещё снились кошмары. Она все ещё боролось с совестью, пытаясь решить, то ли она жутко согрешила, то ли выполнила Божью волю, убив Виктора. Но, по крайней мере, работая официанткой, она впервые в жизни обрела независимость и, соответственно, повысила уровень самооценки. Более того, обрела достаточную уверенность в себе, чтобы съездить домой в надежде наладить отношения с родителями.
Именно тогда она и узнала, что в её отсутствие они умерли. Джозефа Джавенетто свалил обширный инсульт через месяц после её побега.
Джина, её мать, умерла шестью месяцами позже. Так иногда случается: муж и жена уходят друг за другом, потому что не выдерживают одиночества.
Хотя Эллен никогда не была близка с родителями и хотя строгость и набожность Джины вызывали напряжённость в отношениях матери и дочери, Эллен потрясло известие о смерти отца и матери. У неё возникло ощущение холодной пустоты, которая окружила её со всех сторон. За случившееся она принялась винить себя. Убежала из дома, оставив матери короткую, резкую записку, не попрощалась с отцом… все это могло послужить причиной инсульта. Возможно, она преувеличивала свои «заслуги» в смерти родителей, но не могла отделаться от чувства вины.
И поскольку одна религия более не могла её утешить, она подкрепила милосердие Иисуса милосердием бутылки. Пила Эллен много: в этом году больше, чем в предыдущем, а в следующем ставила новый рекорд. Только в семье знали о её пристрастии к алкоголю. Женщины-прихожанки, с которыми она работала четыре дня в неделю по различным благотворительным проектам, пришли бы в ужас, узнав, что тихая, уравновешенная, трудолюбивая, набожная Эллен Харпер по вечерам в собственном доме, за закрытыми дверями, становилась совсем другим человеком: святая превращалась в алкоголичку.
Она презирала себя за возрастающую тягу к водке. Но без спиртного она не могла спать, спиртное блокировало ночные кошмары и давало ей несколько блаженных часов забытья от тревог и страхов, которые пожирали её живьём последние двадцать пять лет.
Эллен поставила на кухонный стол бутылку водки и пакет апельсинового сока, отодвинула стул, села. Теперь, когда в стакане оставалось на донышке, ей не приходилось вставать, чтобы вновь наполнить его. И необходимость подходить к холодильнику возникала, лишь когда кубики льда превращались в воду.
Какое-то время она посидела, прикладываясь к стакану, а потом, когда посмотрела на стул по другую сторону стола, вспомнила, как утром на нём сидела Эми и говорила: «
По её телу пробежала дрожь.
«Господи, — внезапно её пронзила мысль, от которой защемило сердце. — Я ведь такая же, как моя мать! Я веду себя совсем как Джина. Руковожу мужем, как руководила моим отцом Джина. Строга с детьми и так увлечена религией, что построила стену между собой и своей семьей… точно такую же стену, какую построила моя мать».
Голова Эллен пошла кругом, и не только от водки. Её поразило сходство жизненного уклада семьи, в которой она воспитывалась, и той, которую создала сама.
Она закрыла лицо руками, устыдилась, взглянув на себя со столь неожиданной стороны. Руки похолодели.
Кухонные часы тикали, как часовой механизм бомбы.
Она яростно замотала головой, словно решила отогнать эту неприятную мысль. Она не была такой же суровой, отстранённой и все запрещающей, как её мать
