причём действуют они согласованно. Как это им удаётся — вот что я хотел бы знать! Все, кто видел контролёров, уверяют в один голос: на вид они типичные зомбаки, вяловатые, сутулые, бормочущие что-то себе под нос… Или, может, над ними тоже есть какая-то сила? Вычет-то, похоже, прав… Может, по Зоне бродят и суперконтролёры — контролёры контролёров?…

А кто контролирует суперконтролёров?

Неужели люди? Носорог много дал бы, чтобы контролировать их, да хрен — пока что армия зомбаков делает как раз противоположное тому, что нужно Носорогу. Тогда кто?

Не знаю. Вычет, конечно, несёт чушь, но доля истины в его словах есть.

А стрельба мало-помалу приближается со всех сторон, круг сужается, осаждающих теснят к колючей проволоке. Очереди стали короче — обе стороны экономят патроны, а времени всего-навсего второй час ночи. Чем они собираются драться на рассвете — ножами и зубами? Наверное, зомбакам до этого дела нет, а сталкерам — очень даже есть. Им надо не только отбить нападение, им ещё надо дожить до утра…

Потому что ночью в Зоне человек без боеприпасов живёт недолго.

— Ты пошёл бы ночью сюда из бара Сидора? — спрашиваю я Вычета.

Он зябко передёргивается.

— А нужно?

— Нужно. На месте обороняющихся я бы уже час назад вызвал подмогу. Всех, кто есть в наличии, включая увечных и сопляков. Клан — это клан. Надо идти выручать своих. Не поможешь ты — не помогут тебе. Все, конечно, не дойдут, но кто-нибудь дойдёт…

— И ты ходил… когда было так? — спрашивает Вычет, едва ли не впервые на моей памяти понизив голос до уважительного шепота.

— Так никогда не было.

Мысленно я с ними. На пути сталкеров аномалии и голодные мутанты идут. Против них непроглядная тьма и взбесившиеся зомби, они спешат к Янтарю отовсюду — и из ближних лагерей, и из дальних. Вызваны те, кто вне Зоны: сюда, скорее, наших бьют! Об этом ночном марше будут сложены легенды, которые окажутся бледным подобием того, что происходило на самом деле. А происходило-то, если подумать, из-за меня с моим непутевым родственником!

Никогда я не вернусь в клан. Не смогу смотреть людям в глаза. Моё место там, с ними, с людьми против нелюдей, а я что делаю? Господи, что же я делаю?!

Жуткий вопль прорывается сквозь стрельбу. Зомби так не кричат — считается, что у них сильно понижен порог болевой чувствительности. Я стрелял в зомби, я знаю. Они умирают не сразу, зато почти всегда молча. Это кричал человек.

Опять короткие очереди и одиночные выстрелы. Разрыв гранаты. Сколько же зомбаков в Зоне! А я-то считал, что их мало…

Держащие оборону «долговцы» не высовываются и не открывают огонь, только прожектора шарят по черноте туда-сюда. Ничего они там не нашарят, такой густой черноты я отроду не видел. Её не прожектором, её руками надо раздвигать. Этот воздух больше похож на чёрный кисель.

— Значит, не пойдёшь со мной? — спрашиваю Вычета ещё раз. Помощи мне от него не нужно, главное, чтобы не мешал. Я всё сделаю сам. Достану оружие. Прорвусь. Сокрушу любого, кто встанет на пути. Но Вычет должен пойти добровольно, иначе я не управлюсь. Не могу же я тащить его на себе, чёрт побери! А без него я не уйду. Раз уж я затащил его в Зону, то я за него в ответе. Глупо? Ещё как. Любой сталкер скажет, что глупо. Но это моя глупость, и я с ней не расстанусь. Мой каприз.

— Пойду, — неожиданно отвечает Вычет, — но только утром.

— Ты кретин. — У меня уже нет сил с ним спорить, хочется просто надавать ему по роже. — Утром — это утром. Ты знаешь, где мы будем утром?

— Приблизительно знаю. — Невеселая усмешка трогает его губы. — В Зоне на пути к ЧАЭС.

Когда-нибудь он меня убьёт своим всезнайством.

— А почему не в республике Чад?

— Подожди до утра. — Вот и весь его ответ.

Мы вновь идём на восток. Это уже становится дурной привычкой: нам надо на север, а мы топаем заре навстречу. Сегодня она лимонно-жёлтая, а воздух необычайно прозрачен, словно и не было осязаемой ночной черноты. Роса на траве. Тихо-тихо. Поначалу нас преследовало урчание псевдопсов, ошалевших от такого обильного пира, но вскоре мы оторвались, и мутанты нас не преследовали. Зачем им? Сегодня они насытятся без всякого риска.

Трупы, трупы… То здесь, то там. Чаще поодиночке, но в одном месте на десяти квадратных метрах нам встретились сразу четыре — все зомби. Их легко отличить по обтерханной одежде, а ещё по тому, что, получив рану, даже смертельную, зомби всё равно продолжает выполнять отданный ему контролёром приказ, вовсе не стремясь подобно человеку выйти из боя, уползти в кусты, зажимая рану, попытаться воспользоваться перевязочным материалом… По трупам и следам на земле это было хорошо видно. У всех четверых стволы и ни одного патрона, зато на земле столько гильз, что хоть открывай приёмный пункт цветмета. Кто руководил ночным нападением, какой единый мозг? Ведь зомби — не более чем ходячие автоматы. Я даже не знаю наверняка, чувствуют ли они боль; все разговоры о пониженной болевой чувствительности зомбаков — разговоры и есть. Кто это проверял? И если разговоры врут, если зомби чувствуют боль так же, как и мы, но всё равно выполняют приказы контролёра, — до чего же это страшно, попасть под пси-излучение! Лучше просто сдохнуть, много лучше.

Мы идём на восток. Пробираемся медленно, не то что в первый или второй день. Плетёмся, останавливаемся, кружим, иногда возвращаемся, чтобы поискать другой проход. Не та здесь местность, чтобы разгуливать, как по бульвару. На болоте было куда легче. И зачем я его хаял? Отличный маршрут для пешего туризма. Во всяком случае, почти без аномалий, а что касается ленточной змеи, то без дикой фауны туристу скучно.

Я начинаю побаиваться моего спутника и родственника. Всё случилось именно так, как он предсказывал: незадолго до рассвета, когда я уже весь извёлся, а пальба вокруг объекта прекратилась, в нашу комнату ввалились Костя, давешний белохалатник, Виктор и еще один «долговец». Нас отпускали на все четыре стороны. Пардон, нас вышвыривали с объекта, и немедленно. Пинком под зад. «Долговец» выразил всё это в немногих энергичных словах, а Виктор вернул нам оружие, молча вывел за КПП и довёл до окраины посёлка. Тоже молча. Небо уже светлело, и я насчитал по пути тринадцать убитых зомбаков и тела двух сталкеров — как видно, их бросили, отступая, за невозможностью вынести. Нетрудно было представить, сколько всего людей полегло в ночном бою. «Чтоб вы сдохли», — с чувством сказал нам Виктор на прощание, и ещё с минуту я ощущал затылком его ненавидящий взгляд. Могучие нервы у человека! Я понимал его и не знал, хватило ли бы у меня на его месте выдержки не положить обоих виновников ночной бойни одной очередью. Зомбаков ему было, конечно, ничуть не жаль, но люди — это другое. Для «долговцев» сталкеры других кланов — низшая каста, но всё-таки люди. Кроме «свободовцев» — те просто дикие обезьяны и недостойны жить.

Но в чем наша вина? Разве Зона — уже чья-то собственность? О полном контроле над ней мечтают все, кому не лень, — военные, учёные, сталкеры, бандиты… Но лишь мечтают. Я могу понять, когда международная полиция мешает мне пробраться через Периметр. Полицейские — суки, но это их работа. Я понимаю вояк-контрактников, стреляющих в меня с перепугу или от злости, — они тоже при деле, денежное довольствие с того имеют. И всё законно. Я даже бандитов понимаю. Я полуторговца-полубандита Носорога понимаю распрекрасно. Я только своего брата сталкера не понимаю. Конечно, они тоже в своем праве, тут и разговора нет, и вдобавок нас с Вычетом предупреждали, нам давали шанс уйти по-хорошему… нет, всё равно не понимаю. Как можно мешать другому? Какую труху вместо мозгов надо иметь, чтобы поверить в Зов Зоны? Как они повелись на это? Ведь потеряли в ночном бою многих, были вынуждены снять осаду и спешно уходить, отстреливаясь последними патронами, унося на плечах раненых, бросая мёртвых…

Почему они поверили, что исходящая от нас опасность столь велика? Кого спросить? Вычета? Да ну