— Нет.
— Точно? — грозно переспрашиваю я.
— Точно.
— Не будешь советоваться со мной в следующий раз — уши оторву. Умник нашёлся! Эксперимент ему!
— Да не мне…
— Тем более!… Стой!… А как ты убедил их, что я под Зовом?
— Я просто сказал, — улыбается Вычет. — А убедило их главным образом нападение зомби на сталкеров. Ни один зомби не атаковал объект, зато окрестности они расчистили. Почему?
— Тебя в детстве головой об асфальт не роняли? — спрашиваю я, предварительно сосчитав в уме до десяти. — Зов, значит? Ты это серьёзно? — Он вовсю мотает головой. — То есть нет? А если не Зов, то что? Не знаешь? Да если бы я был под Зовом, то на хрена я был бы теперь нужен Зоне? Я своё дело сделал! Тебя, придурка, «монолитовцы» доставили бы в лучшем виде туда, куда Зоне надо! На руках бы донесли, как султана. Не так, скажешь?
— Не скажу.
— Ну то-то! Погоди, а как ты угадал, что зомби собираются атаковать?
— Я не угадывал. — Вычет отчего-то прячет глаза — наверное, в них лезет дым. — Я предполагал. Зона должна была отреагировать на большое скопление людей в одном месте — вот она и отреагировала, всё остальное в воле случая. Откуда мне знать, почему она отреагировала так, а не иначе?
И верно: откуда?
— Ты поспи, — говорит он. — Я первый подежурю.
Упрашивать меня не нужно.
Мне снится Зона. Она расползлась, как квашня, поглотила Периметр и как-то очень быстро распространилась на всю Землю, лишь кое-где оставив безопасные островки. Некоторые из них столь малы, что на них можно стоять только на одной ноге, вторая уже не помещается. Вот люди и стоят на таких островках, как цапли. И я с ними. Нога онемела, трудно держать равновесие, но с одной стороны от меня нагло раскинулась «зыбь», а с другой скалится «разлом». В «зыби» медленно, но неотвратимо утонешь, а в «разломе» сгоришь — быстро и тоже неотвратимо. Но нельзя же вечно стоять, поджав ногу! Это мучение. На что я решусь, когда оно станет нестерпимым? Куда обреченно шагну — в «зыбь» или в «разлом»?
И ведь понимаю, что это только сон, а всё равно страшно. Не к месту такие сновидения — сталкеру полагается видеть их вне Зоны. Она не любит выпускать добычу. Сталкерам, покинувшим её навсегда, она мстит лучевой болезнью и снами.
Грохот автомата подбрасывает меня. Костёр по-прежнему горит, и в его пляшущих отсветах мелькают, перепрыгивая через бетонную ограду, крупные серые тела. Крысы!
Через три секунды я тоже открываю огонь. Крысиный волк прыгает, целясь мне прямо в лицо, — я отшвыриваю его в костёр. Визг, вонь палёной шерсти. Я прыгаю вперёд, тяжёлыми ботинками круша хребет ещё одному крысиному волку. Крысиная мелочь с писком разбегается. Так и должно быть: крысиные волки — вожаки стаи, их надо выбивать в первую очередь, тогда стаю может охватить робость. Вот как сейчас. Уф-ф, отбились, однако!
— Сколько у тебя патронов? — спрашиваю Вычета.
— А? — Тот лупает глазами. Очнись, парень! Привыкай к Зоне.
— Сколько осталось патронов, спрашиваю!
— Э-э… треть рожка, я думаю. Да ещё есть немного россыпью в рюкзаке.
— И ещё один пустой рожок? Мы четыре дня сидели в Янтаре, и не удосужился набить магазин? Ну, молодец!… Наука, тудыть твою растудыть! Великий математик!
Вычет сопит, как мальчишка, — понимает, что распекают его за дело. Ну, хоть не спорит… Валяй, набивай рожки, а я пока покараулю. И покурю.
Мне уже гораздо лучше. Я почти в порядке, насколько вообще человек может быть в порядке в глубине Зоны. Если до утра не случится никакой новой пакости, я совсем приду в норму.
Три раза «тьфу» через левое плечо! Загадывать наперёд в Зоне не следует — примета хуже некуда.
— Набил? Можешь поспать.
Мне спать уже не хочется, а Вычет ходит внутри фундамента кругами, как пёс, выбирающий лучшее место, и наконец укладывается посередине. Уже через минуту он начинает тонко свистеть носом. Валяй, дрыхни, завтра ты мне понадобишься. А я тебе.
Костёр погас, угли подёрнулись пеплом и светят тускло, ничего не освещая вокруг себя. Так даже лучше, пусть мои глаза привыкают к темноте. Жаль, нет ни луны, ни звёзд — непроглядное над нами небо. Я вспоминаю крымские звёзды, и мне на минуту становится тошно от неба Зоны. Пакостное оно, как и вся Зона. Кто её выдумал, кто сотворил, как вообще это случилось? Про группу «О-сознание» я слышал столько же, сколько и другие, не больше, но и не меньше. Сказки. Пусть дети в них верят, ну или дураки, а я, кажется, не отношусь ни к тем, ни к другим. Уж очень нескладная выходит сказка. Ну, допустим, несколько сумасшедших учёных, причём великих умов, сумели каким-то божьим попущением договориться о целях и задачах и объединиться в группу. Могут они выдумать что-нибудь этакое?
Могут. Но реализовать свои выдумки — шиш. Для этого нужна поддержка, да ещё какая. Как там говорил Наполеон о том, что нужно для ведения войны? Три вещи: деньги, деньги и деньги. Вот то-то и оно. Да, я тоже слышал о каких-то олигархах, вложившихся в проект. И что? Ну, допустим, они вложились, а чего ради? В смысле, что в мире изменилось? Возникла Зона, и больше ничего. А вокруг неё — прежний мир, в чём-то меняющийся, конечно, но не по законам Зоны, а по своим собственным. Если смотреть в корень, то что происходило, то и происходит. Олигархи остались олигархами, а мир не стал более управляемым. Выходит, они вложились в пшик?
Лохи на такое способны, не олигархи.
Кое-кто утверждает: проект ещё развивается, конечный результат пока не достигнут. Ну-ну. В былые времена в «Харчах» ещё тусовались сталкеры, верящие в эту чепуховину, и споры часто кончались дракой. А чем ещё они могли кончиться? Сидит перед тобой этакий упёртый пень, несёт околесицу и страстно хочет, чтобы ты в неё поверил. Слюной брызжет, бедняга, за грудки тебя хватает, горло надсаживает. Последний аргумент в таких спорах известен: летящий в морду кулак.
А ни хрена на самом деле не известно. Никому. Зона существует не первый год — уж за такой срок кто-нибудь что-нибудь да разнюхал бы. Слушок — он вроде керосина, всюду просочится и до каждого доберётся. А если не гуляют слушки в народе, если по сию пору нет никаких вразумительных версий, значит, наверняка известно только одно: Зона существует, вот она, любуйтесь, а как и за каким хреном она возникла, лучше не спрашивать и не задумываться, всё равно толку не будет.
Становится зябко. Хорошо бы раздухарить костерок, погреться чуток, да дров больше нет. А если бы и были, то не стоило бы. Ни шиша не видно, но темень мне не враг. Если кто подкрадётся — услышу, благо, Вычет не храпит, а только свистит легонько носом, есть у него такое ценное свойство. В Зоне нет бесшумных существ, кроме полтергейста, если только он существо. Даже снорки, уж на что ловкие бестии, выдают себя едва слышным шорохом шагов и дыханием. Услышу. А нападёт — буду слепить его фонариком и бить из пистолета промеж глаз. Лишь бы не напали одновременно с разных сторон… но вроде не должны, аномалии нас хорошо защищают.
Какой-то красноватый дрожащий огонёк светится метрах в ста пятидесяти от нас — точнее, светится сырой воздух над ним, а самого источника света не видно. То ли нетипичная «электра», то ли ещё какие-то люди пережидают ночь в развалинах. Скорее второе, чем первое.
Малое время спустя оттуда доносится вопль, за ним следуют одиночные винтовочные выстрелы и длинная автоматная очередь. Люди. Нет такой «электры», чтобы вопила от боли и ужаса, а потом стреляла. Наверное, отогнанная нами крысиная стая решила попробовать свои силы на других сталкерах. Дохлый номер. Мы убили двух крысиных волков, а сколько их всего в стае? Говорят, не бывает больше трёх, стало быть, остался максимум один. А может, ни одного. Без крысиных волков стая чернобыльских крыс немногим опаснее стаи крыс обыкновенных. Да и стая теперь уменьшилась, мы её чуток проредили, помогли, стало быть, тем, другим.