Ольга поднялась с колен, подошла к открытому бидону и стала мыть лицо молоком. На другом конце подвала открылись двери лифта, вышел полковник Клоков.
— Никто ему ничего, ясно? — вполголоса произнес Ткаченко и двинулся навстречу Клокову. Они козырнули друг другу, пожали руки, — Рота, равняйсь! Смирно! — скомандовал Севостьянов. — Равнение на средину!
— Отставить, вольно, — сказал Клоков и подошел к офицерам. — Здравствуйте, товарищи.
Офицеры поприветствовали его.
— Как обстановка? — он посмотрел на подплывший кровью труп старушки, на безглавое тело Говорова.
— Приближена к боевой! — ответил Ткаченко и все засмеялись.
— Совсем хорошо, — Клоков увидел Ольгу, вытирающую лицо носовым платком. — Товарищ Фокина! Да где же ваш напарник? Капитан Воронцов? Наш замечательный сыщик?
Ольга не ответила.
— Что-то случилось?
Ольга убрала платок, одернула китель:
— Выписка в кармане у майора Зубарева.
Офицеры обернулись к Зубареву. Мгновенье он смотрел на Ольгу, потом дернулся к двери, но Ребров подставил ему подножку. Зубарев упал, на него навалились, прижали к полу.
— Переверните его, — скомандовал Клоков, подходя.
Зубарева перевернули лицом вверх.
— Обыщите.
Офицеры обыскали его, достали из внутреннего кармана кителя сложенный вчетверо листок бумаги. Клоков развернул, стал читать. Ольга подошла, заглянула в бумагу:
— Да. Это Лисовского. А ниже — по кольцам. Огуреева.
Клоков сжал тубы, кивнул. Ольга протянула ему зажигалку. Он взял ее:
— Старший лейтенант Севостьянов!
Севостьянов подошел.
— Спросите у этого гуся, где пробы. А если не скажет, вгоните ему пулю в лоб.
Севостьянов вынул из кобуры пистолет, оттянул затвор и направил на Зубарева.
— Они в сейфе… у Жогленко там… — пробормотал Зубарев.
Клоков щелкнул зажигалкой, поджег листок:
— Огонь.
Севостьянов выстрелил. Пуля попала Зубареву в грудь, он застонал, выгибаясь. Офицеры отпустили его. Клоков бросил горящий листок на пол, отдал Ольге зажигалку:
— Спасибо. Лейтенант, двух солдат мне.
— Соболевский, Ахметьев, выйти из строя! — скомандовал Севостьянов и солдаты подошли к полковнику.
— И вы тоже, — сказал Клоков двум солдатам в ватниках, — за мной — марш.
Он направился к лифтам. Ребров, Ольга и солдаты последовали за ним.
— Еще в Подольске он меня уверял, что с первого раза мы по параметрам не пролезем, — заговорил на ходу Клоков, — прошли комиссию, прошли ГУТ, отметились у Язова, потом выехали под Баршуп, — и все он тревожился, все писал докладные. И Басову, и Половинкину, и мудаку этому Ващенко: нормы не соблюдены, объект принят с сильными недоделками, барсовики текут, магнето течет, в выходном пробой.
Они вошли в лифт, он нажал кнопку 3 и продолжал:
— А это сентябрь, две недели дождь, дорога раскисла, тягачей хрен-два и обчелся, энергетики нам насрали от всего сердца, посадили нас на 572-ых, комиссия воет, Лешку Гобзева отстранили, Басов рвет и мечет, мы с Иваном Тимофеичем разрываемся…
Лифт остановился, двери открылись. Клоков первым шагнул на ковровую дорожку:
— И вдруг эта сволочь приходит ко мне и показывает фото. А у меня только что был разговор с Басовым. Тогда я впервые усомнился…
Они подошли к двери с номером 35. Клоков открыл и вошел первым.
Сидящий за столом прапорщик встал.
— Работайте, работайте, — махнул рукой Клоков, подошел к обитой черным двери, открыл. — Вы, с автоматами, здесь останьтесь.
Автоматчики встали у двери, остальные прошли внутрь уютного, обитого дубом кабинета. Клоков прикрыл за ними дверь и скомандовал:
— Раз!
Солдат в ватнике ударил Реброва ногой в живот, другой заломил Ольге руку. Ребров, согнувшись, повалился на пол, Ольга упала на колени.
— Вот так, — Клоков подошел к сейфу, отпер ключом внешнюю дверцу, набрал шифр и открыл внутреннюю, — пусти козла в огород.
— Что? Зачем вы?! — воскликнула Ольга, морщась от боли.
— Еще ему добавь, — Клоков вынул из сейфа красную папку.
Солдат ударил Реброва сапогом в спину.
— Вопросы есть? — Клокоз подошел к Реброву, — Или все ясно?
— Все… ясно, — прохрипел Ребров.
— Номер замены?
— 28, ряд 64…
— Полоса?
— Восьмая.
— Хорошо, — Клоков открыл папку, вынул лист. — Итак, вместо вполне заслуженной пули в лоб вы получаете пробы. Сегодня, на шестом складе, вот по этой накладной. Вставайте.
Ребров с трудом встал.
— Держите, — Клоков дал ему лист, Ребров взял, стал морщась читать.
— Отпусти, — сказал Клоков солдату, тот отпустил Ольгину руку, помог ей встать.
— Теперь по лестнице наверх, — Клоков нажал кнопку, дубовая панель поехала в сторону, открывая ход в стене, дверь за собой захлопните. Возле санчасти моя машина с шофером.
Ольга первая вошла в проем.
— И на прощанье, от личного состава, — Клоков дал Реброву сильную пощечину. — Попадись ты мне еще хоть раз, вонючка. Пшел! — он пнул Реброва ногой. Ребров отшатнулся в проем, панель задвинулась. Внутри горели тусклые лампочки, наверх вела винтовая лестница. Ольга восторженно обняла Реброва:
— Ой, Витя! Витенька!
— Рано, рано, — зашептал он, отодвигаясь. — Двинулись.
Они поднялись по лестнице, открыли железную дверь и вышли из торца бойлерной.
— Где это… — завертел головой Ребров, — ага, вон санчасть.
— У тебя губа разбита, подожди, — Ольга достала платок, вытерла кровь.
— Пошли, пошли, — Ребров быстро зашагал к санчасти.
— Витя! Витенька! — Ольга догнала его. — Это же пиздец! Ой… миленький… сильно болит?
— Тихо.
Они миновали выходящих из столовой солдат, подошли к санчасти. Неподалеку стояла черная «волга». Ребров сел на переднее сиденье, Ольга сзади.
— Здравия желаю, товарищ подполковник, — сидящий за рулем сержант завел мотор.
— Здорово, — Ребров потрогал губу, — Москва, Дорогомиловская, дом 42.
— Есть, товарищ подполковник, — сержант включил передачу, машина тронулась.
— Как Дорогомиловская? — удивленно наклонилась вперед Ольга. — Зачем же?
Ребров строго посмотрел на нее.
— Я не могу! Я не смогу! Господи! — она закрыла лицо руками.
— Волга впадает в Каспийское море, — сухо произнес Ребров.
Ехали молча. На Большой Дорогомиловской свернули во двор и стали…