он обнаружил, что произошло, я уверен, это было бы для меня смертельно. Но я знал, что он ничего даже не подозревает.

Поэтому я радовался, курил, пил и веселился в свете того, что произошло.

Да, в СВЕТЕ. Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.

Попробуйте вспомнить: я проснулся в госпитале и узнал, что оправился слишком быстро. Ясно?

Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все лорды и леди Амбера имеют это свойство в большей или меньшей степени. Я выжил в чуму, я выжил в походе на Москву…

Я регенерирую быстрее и лучше, чем кто бы то ни был из всех, кого я знал. Наполеон когда-то обратил на это свое внимание. Так же, как и генерал Мак-Артур. С нервными тканями это заняло у меня немного больше, вот и все.

Зрение возвращалось ко мне — вот что это значило — это чудесное пятно справа от меня.

Я вырастил себе новые глаза — сказали мне мои пальцы. У меня заняло это более двух лет, но я сделал это. Это был тот самый один шанс из миллиона, о котором я упоминал раньше, та самая способность, которой хорошо не владел даже Эрик, потому что силы членов семьи проявляются разными путями. Я был полностью парализован в результате перелома позвоночника во время франко-прусской войны. Через два года все прошло. У меня была надежда — дикая, я это признаю, — что у меня получится то, что получилось, что мне удастся вырастить новые глаза, не смотря на то, что глазные орбиты были выжжены. И я оказался прав. Зрение медленно возвращалось ко мне, глаза казались нетронутыми.

Сколько же времени осталось до следующей годовщины коронации Эрика? Я перестал мерить камеру шагами, и сердце мое забилось сильнее. Как только кто-нибудь заметит, что у меня вновь есть глаза, я тут же лишусь их вновь. Следовательно, мне надо убежать из тюрьмы, пока не минет трех лет. Как?

До сих пор я не придавал большого значения побегу и не думал о нем, потому что если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне никогда не удалось бы уйти из Амбера и даже из дворца — без глаз, без помощи, которой мне не от кого ожидать. Теперь же…

Дверь в мою камеру была большой, тяжелой и обита медью, с крохотным зарешеченным квадратом на уровне пяти футов для того, чтобы можно было смотреть, жив я или умер, если , конечно, кому-нибудь было до этого дело. Если бы даже удалось высадить эту решетку, сразу было видно, что я не мог высунуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же конце двери были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше в этой двери ничего не было. Петли были либо снаружи, либо между дверью и косяком, в этом я не был уверен. В любом случае, я не мог до них добраться. Ни окон, ни других дверей не было.

Я был все еще как слепой, потому что слабый свет проникал ко мне только через это зарешеченное оконце. К тому же я знал, что зрение еще не вернулось ко мне полностью. До этого еще было далеко. Да и с полным зрением в моей камере было непроницаемо темно. Я знал это, так как хорошо знал темницы Амбера.

Я закурил сигарету и вновь стал ходить по камере, думая о тех вещах, которые имелись в моем распоряжении, с точки зрения приспособления для побега. У меня была своя одежда, спальный матрац и сколько угодно мокрой, затхлой соломы. У меня также были спички, но я быстро отверг мысль о поджоге соломы и устройстве пожара. Я сомневался, и не без основания, что если я это сделаю, кто-нибудь придет спасать меня. Скорее всего, стражник подойдет к двери и посмеется, если вообще соизволит подойти. У меня также была ложка, которую я украл на прошлом банкете. Я хотел сначала стянуть нож, но Джулиан поймал меня на месте преступления и выхватил его из моих рук. Он, однако, не знал, что это была уже моя вторая попытка. У меня в ботинок уже была запихнута ложка. Так на что она могла мне пригодиться? Я слышал рассказы об узниках, которые прокапывали себе подземные ходы из камер самыми нелепыми предметами, такими, как, например, поясная пряжка, которой я не имел, и тому подобное. Но у меня не было времени на подвиги графа Монте-Кристо. Я должен был убежать в течение нескольких месяцев, иначе мои новые глаза мне были не нужны.

Дверь в основном была сделана из дуба. Она была обтянута четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая — по низу, над воротцами, в которые просовывали пищу, а две остальные шли перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного квадрата — оконца в фут размером. Дверь открывалась наружу, это я знал, и замок ее был слева от меня. Память услужливо подсказала мне, что толщина ее была два дюйма, и я помнил, в каком месте находится замок, что я подтвердил опытным путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение в нужном месте. Я знал, что дверь эта была также задвинута на крепкие засовы снаружи, но об этом можно было подумать и позже. Может быть, мне удастся выдвинуть засов, просунув ручку ложки вверх, между краем двери и косяком.

Я придвинул матрац и встал на него на колени, ручкой ложки очертив квадрат в том месте, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука у меня не стала отваливаться от усталости, наверное, несколько часов. Затем я потрогал пальцами поверхность дерева. Я добился немногого, но ведь это было только начало. Я взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока только мог.

Я все время жил надеждой, что скоро появится Рейн, я был уверен, что мне удастся уговорить его отдать мне кинжал, если я буду достаточно настойчив. Однако он все не появлялся. Я работал день за днем, не покладая рук, пока не вгрызся в дерево на полдюйма. Каждый раз, когда я слышал шаги стражника, я убирал матрац на прежнее место в дальний угол и ложился на него к двери спиной. Когда он проходил, я возобновлял работу. Затем мне пришлось прервать работу, как мне не хотелось этого делать. Хоть я и заворачивал руки в разорванную ткань одежды, они все равно покрылись пузырями, которые полопались, и в конце концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв, пока раны не зажили. Я решил посвятить это время отдыха составлению планов на будущее, после того, как мне удастся мой побег.

Когда я прорублю дверь, я подниму засов. Шум от его падения, конечно, привлечет стражников. Но к тому времени меня не будет в камере. Пара хороших ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с замком — пусть он там остается. Тогда дверь откроется, и я буду лицом к лицу со стражником. Он будет вооружен, а я буду безоружен. Мне придется его убить.

Может, он будет очень самонадеян, зная, что я слеп. С другой стороны, он будет немного бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в Амбер. В любом случае он умрет. И тогда я буду вооружен. Я схватил себя левой рукой за правый бицепс и напряг мускулы. Боже! Я весь высох! Как бы там ни было, во мне текла кровь принцев Амбера, и я чувствовал, что даже в таком состоянии я могу убить любого обычного человека. Может быть, я и тешил самого себя, но мне придется испытать это на деле.

Затем, если мне это удастся, то ничто не остановит меня со шпагой в руке от того, чтобы добраться до Лабиринта. Я пройду Лабиринт, а добравшись до центра, перемещусь в любое Отражение, которое найду нужным. Там я залечу раны и соберусь с силами, и в следующий раз не поступлю так опрометчиво и не буду торопиться. Если это даже займет у меня сто лет, я все подготовлю как следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Амбер снова. Ведь, в конце концов, формально я был здесь королем. Разве я не короновал сам себя в присутствии всех, прежде чем это успел сделать Эрик? Этой линии я и буду держаться, идя в бой за трон! Если бы только не было невозможным уйти в Отражение прямо из Амбера! Тогда мне не пришлось бы возиться с Лабиринтом. Но мой Амбер — центр всего, и из него не так-то просто уйти.

Через месяц мои руки полностью зажили, и от грубой работы на них начали образовываться жесткие мозоли. Работая, я услышал шаги стражника и быстро унес свой матрац в дальний конец камеры и улегся на него. Раздался слабый скрип, и моя пища была просунута мне под дверь. Затем опять раздались шаги, на этот раз удаляющиеся.

Я вернулся к двери. Я знал, что будет на этом подносе, не глядя: ломоть плесневелого хлеба, кружка воды и кусок сыра, если мне повезет. Я устроил матрац поудобнее, стал на колени и ощупал пальцами сделанное мной отверстие. Я уже выдолбил больше половины. Затем я услышал смешок.

Я повернулся, и мне не нужно было мое зрение, чтобы знать, что в моей камере присутствовал еще кто-то. Слева, у стены, стоял человек и ухмылялся.

— Кто это? — спросил я, и мой голос звучал странно. Я понял, что это первые слова, которые я произнес за долгое-долгое время.

— Беглец, — произнес он, — хочет удрать.

И опять послышался смешок.

— Как вы сюда попали?

— Прошел.