хотя бы век. Где конец нашей, с позволенья сказать, цивилизации? Допотопная цивилизация, ее немногие, но уже кажется верные признаки, ее исчезновение — научило ли это нас чему-нибудь? Не будем путать с тем, что археологи называют доисторическим временем. Это по Дарвину, эпоха появления гомо-сапиенс. Вот, мол, через миллионы лет обезьяна стала ходить на ногах. Каменная, бронзовая и прочая эра. А так началось вроде бы с рыбы, с бульона в мировом океане. Химия.

Эта теория постоянно исследуется. Этапы варьируются: когда и где появился гомо-сапиенс, то там, то там, а теперь уж нашли наскальные рисунки трехмиллионной давности, какой уж там гомо-сапиенс? По Дарвину — гуманоиды, не знавшие ни огня, ничего — что-то еще обезьяноподобное. Ну, может ли орангутанг или горилла что-то нарисовать? А ведь находят четкие рисунки, в красках, не только, скажем, буйволов, но и странные фигуры в скафандрах, с какими-то причиндалами — и все это миллионы лет назад. Похоже, действительно на Земле была какая-то допотопная и довольно развитая цивилизация. От нее почти ничего не осталось. Похоже, и нас ждет то же самое. Да чего далеко ходить: каждая смерть свидетельствует о конечности сущего. Один ли человек умер, тысячи ли в цунами, миллионы ли на войне, а тут еще эпидемии, появление все новых зараз вроде СПИДа и т. п. Но тут я провожу грань: это все же внешние, объективные обстоятельства, а войны? Не сами ли мы себя губим? А наркотики, пьянство, суицид, наконец? И это на фоне вечного и неизбежного страха перед стихиями. Предчувствия и осознания глобального конца для всех. Да и предсказано это давно в трубах Апокалипсиса. Как же нам жить? Если все говорит о бессмысленности существования. Лучше б, конечно, вообще не родиться — кому это нужно? А с другой стороны, мы же рожаем, так и тянет родить. И даже те, кто не хочет, рожают, или аборт, или убивают, или выбрасывают в роддоме ли, в подъезде, на помойке. Потому что все трахаются. С удовольствием. Мощный инстинкт, который движет и ворочает людьми. Зачем? Они же это не сами придумали.

Все живое рождается, чтобы умереть. А умирать никто не хочет — инстинкт самосохранения. К тому же инстинкт эрекции, продолжения рода. Ну, животные хоть не понимают, живут по инстинкту, не стесняются — плодятся, берегут себя, потомство, действуют законы самосохранения рода и вида. Что не мешает им драться между собой и жрать все, что шевелится. Так они живут, избегают опасности и не помышляют о смерти — как будто это навечно, если, конечно, кто-то их не сожрет, не прикончит. Но сами по себе, коли появились на свет, настроены жить навсегда. Они просто не знают, что умрут, что конец неизбежен. Живут свободно. Да, во власти инстинкта, ну так они для того и живут, чтобы удовлетворить его, ни на что не взирая.

И только человек живет с сознанием неизбежности смерти. Этот страх преследует его всю жизнь. Жизнь сводится к преодолению этого страха, самосохранению, чтобы подольше и получше пожить, хотя знает наверняка, что все равно умрет. Ну вот на хрена нам это сознание? Оно привносит страх и трагедию уже с детства, так мы и живем до конца. Болеем, страдаем, теряем близких, ходим на кладбище, становимся свидетелями других смертей и все равно живем, да еще стараемся подольше, получше, а то и за счет других.

Кому это надо — родиться и жить, чтобы умереть? Да еще в страданиях. Да мало ли каким уродом родишься, с какими пороками и болезнями. И все равно живешь — инстинкт самосохранения. С четким сознанием неизбежности смерти. Трагический парадокс. Жизнь сама по себе загадка. Но ее хоть как-то можно объяснить: бульоном, химией, эволюцией. А чем объяснить сознание? К тому же до сих пор во Вселенной не обнаружено не только разума, а и вообще ничего живого. Одни мы здесь на Земле. Вот живем и гадаем. Развиваем науку. И не находим ответа: как это случилось? Зачем? Кто автор? Природа ли, Бог — как ни назови, это ведь общие слова. Ни механизма, ни смысла нашего происхождения мы не знаем. Только гадаем, фантазируем и все ищем, ищем. И все бестолку. Чем больше узнаем, тем больше возникает вопросов. А жить так и не научились.

Напридумывали сказок, религий. Карма, реинкарнация, ад, рай, бессмертие души — а кто ее видел, если человек умер? Ах, да — Христос воскрес! И не только духом, но и телом — как был, так и явился однажды перед учениками — после распятия. Правда, больше его никто не видел, кроме сумасшедших. Остальные со дня на день ждут, когда он снова появится — Мессия. Вот уж два тысячелетия ждут, молятся, Пасху празднуют. А заповеди его, созданные еще с Ветхого Завета, не исполняют. Да и иудеи не исполняют Ветхие свои скрижали. Всегда и повсеместно они нарушаются. Разве что монах какой в своем скиту, отрешившись от мира, им следует, готовясь к загробной жизни. Но это не в счет. Ведь заповеди говорят, как вести себя, чего нельзя делать в мирской жизни среди людей. Они простые, и вроде бы все с ними согласны. И тем не менее.

Апокалипсис грядет. Дело даже не в космосе и не Всемирном потопе. Никто не знает, когда и как это случится. Хотя предощущение катастрофы нас не покидает никогда. Это дело времени, случая, это от нас не зависит. Озадачивает другое — человечество само может уничтожить себя. И для этого технический арсенал уже создан. Проще простого, как говорится, достаточно нажать кнопку. Поразительно! Бог есть любовь. Но мозги направлены на уничтожение. Такая возможность достигнута, хоть завтра. А с любовью те же проблемы, что и раньше, как было всегда. Неразрешимость проблемы любви и добра по-прежнему стоит перед нами, перед лицом неминуемой смерти. Это касается как отдельного индивида, так и всего человечества. Все вроде бы за любовь, а катимся в пропасть. Воюем, убиваем друг друга — локальный апокалипсис уже грозит глобальным масштабом. Многие догадываются или даже уверены в этом. А вот остановить погибель не можем. Почему? Не хватает мозгов? А может наоборот — их избыток? Не будь разума, жили и жили бы, как животные, без всякого умопомрачения неотвратимой трагедией.

Горе от ума? Но почему обязательно горе, если мы умные? Я был в сумасшедших домах. Прекрасно себя чувствуют. Особенно дети. Смеются, играют, ухаживают друг за другом. Я страдаю за них, а им хоть бы хны. Добренькие такие. Что же с нами-то происходит, пока мы не сходим с ума?

Вся штука, по-моему, в особенности человеческого разума. Он обладает сознанием, точнее — самосознанием. Каждое «Я» уникально. Не всякий раз и, может быть, не всякий человек. Но свойственно все-таки иногда осознавать свое «Я» как нечто отличное от окружающего мира, от других людей, пусть это даже мать или близкие родственники. Ты один в этом мире и смотришь на все остальное со стороны. Все открывается тебе только твоими глазами. И, кажется, не будет тебя и ничего не будет. Нет, конечно, ты понимаешь, что жизнь продолжается. Теоретически. На самом же деле для тебя все кончено. Исчезает твое восприятие мира, а значит, и сам мир. Отсюда то, что называется «субъективный идеализм». У Беркли, например: вишня существует постольку, поскольку дана мне в ощущениях. А нет меня с моими прекрасными ощущениями и вишни нет, вообще ничего нет. Для меня.

Вот такие кульбиты проделывает с нами самосознание. Как это психологически воспринимается? «Я» становится единственной реальностью, центром мира, пуп Земли. Все остальное ирреально, существует постольку, поскольку существует «Я». Человек раздваивается, и люди делятся на две категории. В нормальном состоянии человек как бы слит с окружающим миром, уважает, подчиняется правилам общежития. А накатывает сознание «Я», и он резко отделяется, остается совершенно один, смотрит на все окружающее со стороны. А на иных не накатывает, они всегда живут с ощущением «Я», собственного превосходства! Эгоизм, конечно. Дающий психологическое право игнорировать, давить окружение ради собственной выгоды. Только одних этот искус иногда посещает, и они с этим как-то пытаются совладать. Для других собственное превосходство уже аксиома, дело принципа, образ жизни. Откровенный цинизм — они плевали на все остальное, спокойно шагают по костям ради себя любимого. Он даже может и не любить себя, это ничего не меняет в отношениях — он один и этим все сказано.

А тут еще присущее всем сознание смерти. Личной ли, глобальной — не имеет большого значения.