сына!..
Мысль о сыне кольнула так, что Валентина Григорьевна испугалась за свое сердце и присела на кухонный табурет. Надо было срочно решать: говорить ему или не стуит?.. И кому «ему», поймала она себя на мысли. Сыну или Анатолию?.. Ладно, посмотрим по тому, как он себя поведет. В любом случае, торопиться не надо…
Двадцать шесть лет прожили без него — и еще проживем!..
Когда она, предварительно постучав, внесла в ванную белье и одежду, которую ей удалось отыскать в шкафу сына, Анатолий нежился в ванне, прикрыв глаза, в пушистом облаке пены.
— Спасибо, Валюша, — сказал он и сел в ванне, с силой натирая себя мочалкой.
Она быстро оглядела его грудь, спину и руки, но никакой раны и даже шрама не обнаружила. Привиделась ей кровь на нем, что ли? Может, он какой-нибудь гипнотизер… экстрасенс? Может быть, в свое время именно с помощью гипноза он околдовал ее, тридцатичетырехлетнюю девушку, так, что она, не раздумывая, привела тогда к себе его, абсолютно незнакомого мужчину, да еще и провела с ним незаконно-брачную ночь?.. Может, поэтому и внешность его кажется ей такой неизменной, потому что он заставляет ее так видеть его?.. Фу, какая ересь в голову лезет!..
Потом они подзакусили. Правда, ел только он, да и то довольно скромно, а она вообще ограничилась «пустым» чаем с карамелькой. За столом она все ждала, когда же он поведает ей о себе или хотя бы расспросит ее о том, что с ней было за все эти годы. Но Анатолий либо молчал, либо ограничивался ничего не значащими фразами. Неизвестно почему, но Валентиной Григорьевной тоже овладела какая-то непонятная робость, мешавшая ей задавать вопросы напрямую. Она попыталась стряхнуть с себя странное оцепенение и тут обнаружила, что Анатолий клюет носом в свою опустевшую чашку. Она разобрала в комнате сына диван, постелила наспех и вернулась, чтобы проводить его спать. Он уже спал сидя, подперев голову руками.
Пришлось вести его к дивану, как пьяного. Впечатление это усугубилось, когда он на мгновение очнулся и пробормотал себе под нос еле разборчиво:
— Потом, потом… всё это — потом!..
Потом надо было ложиться спать и ей, но уснуть она не сумела бы, даже если бы приняла сильнодействующее снотворное. Где-то на периферии сознания вертелись мысли о том, что завтра с утра у нее четыре часа занятий в институте и что сыну об Анатолии она вряд ли осмелится написать или сказать… иначе он не поймет ее… А основной вопрос маячил огненными письменами в мерцающем мраке под плотно сомкнутыми веками: «Кто он такой?»…
Черт ее дернул потом включить телевизор!.. Если бы она не сделала этого, то, возможно, всё было бы по-другому! Но, измаявшись на своем ложе, она поняла, что заснуть при столь бурной умственной активности не сможет, и решила посмотреть какой-нибудь ночной канал на минимуме звука… Телевидение, особенно в последнее время, действовало на Валентину Григорьевну лучше всякого снотворного — главное было только вовремя выключить старенький «Рекорд», иначе в глубокий сон врывались, подобно автомобильной сигнализации, резкие гудки: «Не забудьте отключить телевизор!»…
Как назло, телевизор включился на канале «Дважды два», который считался московской городской программой. И не успела на экране отдрыгаться под однообразную малоприятную мелодию какая-то зарубежная певица с сильно намазанной физиономией и розовыми коленками, как вместо очередного выпуска рекламы возникло лицо известного телеведущего, который хорошо поставленным голосом объявил:
«Вниманию граждан, проживающих в Центральном административном округе столицы. За совершение особо тяжких преступлений разыскивается преступник, имя и фамилия которого пока не установлены. — На экране возник аляповатый портрет, сделанный с помощью компьютера, но в котором можно было узнать Анатолия. Ее Анатолия. — Разыскиваемый преступник может быть ранен в грудь, он особо опасен, поскольку владеет приемами воздействия на психику людей…». Диктор добросовестно зачитал напечатанные в нижней части экрана номера телефонов, по которым нужно было обратиться гражданам, имеющим какие-либо сведения об указанном человеке, и после традиционной заставки с многозначительной фразой: «Просто мы работаем для вас» — музыкальная передача продолжалась…
Потрясенная Валентина Григорьевна машинально выключила телевизор и уставилась на тусклый свет ночника, не видя его.
Теперь всё наконец-то становилось на свои места: и нежелание Анатолия вступать с нею в брак двадцать шесть лет тому назад — он, видимо, тогда уже занимался чем-то преступным… может быть, он и познакомился-то с ней тогда, чтобы где-то отсидеться, пока его ищут, — и тот факт, что он канул бесследно в пучину лет — сидел, скорее всего, по тюрьмам да колониям, причем длинный срок — и его испуг, когда в прошлом году она схватила его за рукав в автобусе, и его неизменная внешность, и всё-всё остальное!.. Ладно, с этим ясно, теперь надо решать, что же делать. Насколько помнится, по нашим законам укрывательство преступника, да еще такого опасного, как Анатолий, чревато… сколько, интересно, ей дадут за это?..
Господи, да что же это она всякие глупости обдумывает, ведь решить-то ей нужно, в сущности, совсем простую проблему: все еще любит она его или нет, а от ответа на этот вопрос будет зависеть и всё остальное… Впрочем, дура ты дура, Валька, хоть и звание доцента тебе дали!.. Неужели ты будешь способна укрывать этого человека, даже если тебе станет ясно, что ты его любишь?!.. Неужели ты сможешь помогать ему, убившему на своем веку много ни в чем не повинных людей?..
Господи, я никогда в тебя не верила, но, если ты есть и если даже тебя нет, подскажи мне: как поступить мне, любящей, а значит — глупой и слабой, женщине?!..
Когда она потянулась за телефоном, то шнур его, словно дохлая змея, запутался в ножках стула, и Валентина Григорьевна на миг обрадовалась: если бы шнур сейчас оборвался или если бы телефон по какой-либо иной причине сейчас не работал, то это можно было бы расценивать как совершенно однозначный ответ Бога на ее мысленный вопль.
Но в трубке исправно возник гудок, который показался ей ревом сирены.
В памяти почему-то сами собой всплыли строчки неизвестно где и когда услышанных или прочитанных стихов:
