либо примет? И как в нем ориентируется конвоир, если нигде нет никаких знаков?

Словно читая мысли Ставрова, силуэт, шествовавший впереди, остановился, развернулся лицом к стене и провел по ней ладонью. В стене высветился матовый прямоугольник кнопочного пульта управления.

Человек нажал хитрую комбинацию кнопок, и стена разошлась, открывая проход в какую-то еще более темную, чем коридор, пещеру. Ага, понятно, это у них такой лифт…

— Входи, — бесцветным голосом сказал человек Ставрову.

Ставров послушно шагнул в «пещеру», и створки сомкнулись за ним. От непроницаемой тьмы кружилась голова, и когда лифт сработал, то Георгий не смог даже определить, то ли он движется вниз, то ли поднимается вверх. То же самое насчет пройденного расстояния. Сколько можно пролететь в лифте секунд за десять?

Три этажа? Шесть? Или десять?..

Лифт остановился, створки разошлись, и в кабину лифта хлынул ослепляющий поток света. Ставров невольно зажмурился и тут же почувствовал, как его берут под руки с двух сторон, чтобы вывести из лифта.

Глаза привыкли к свету, и Ставров рискнул открыть их. Он находился в просторном зале-кабинете. На стенах — медные бра, на полу — красные ковровые дорожки. Окна закрыты жалюзями по евростандарту, и вообще кабинет обставлен так, что в нем странно сочетаются ультрасовременные штучки типа подвижных скульптур и старинная роскошь, представленная дубовой мебелью, картинами в тяжелых рамах на стенах и камином.

В креслах за длинным письменным столом сидели двое, и одного из них Ставров узнал сразу. Это был его Заказчик. Представитель Ассоциации, черт бы ее побрал… Змей-искуситель, будь он трижды проклят!.. Второй был постарше и комплекцией посолиднее. Дышал он с присвистом — видно, страдал хронической астмой. Больше в кабинете никого не было видно, но каким-то шестым чувством Ставров угадывал, что его постоянно держат на мушке. Тот, кто воевал, знает, что такое чувство возникает там, где на тебя охотятся снайперы противника.

— Позвольте представить вас друг другу, — сказал Заказчик в пространство. — Ставров, Георгий Анатольевич… — Он махнул рукой в сторону Ставрова. — Присаживайтесь, Георгий Анатольевич. — Повернулся к своему спутнику. — А это — Тополь Артемьевич, один из членов руководства нашей Ассоциации.

Одышливый укоризненно качнул головой:

— Ну-ну, Вик, не выдавай раньше времени наших секретов!.. Садитесь, Георгий, только не делайте резких движений.

Он принялся молча рассматривать Ставрова. Георгий постарался светски поклониться и, морщась от боли во всем теле, опустился в свободное кресло, стоявшее на неестественном удалении от стола.

Боятся, подумал Ставров, они меня почему-то боятся. Значит, для меня это будет неприятный разговор…

— М-да, — наконец сказал Тополь Артемьевич, ни к кому особо не обращаясь. — Перестарались твои люди, Вик!.. Ты только посмотри, во что они превратили его лицо.

Заказчик смущенно покрутил головой.

— Ну во-первых, это не мои люди, — возразил он. — А во-вторых…

— Ладно, ладно, — грубовато оборвал его Тополь Артемьевич. — Расскажите-ка о себе, Георгий.

— Да пошли вы!.. — непринужденно сказал Ставров. — Вы наверняка и так про меня всё знаете! К тому же, я не люблю вспоминать прошлое…

— М-м? — лаконично удивился Тополь Артемьевич. — Что так?

— Песня такая есть, — скривился Ставров, — не слышали?.. «Не вспоминайте былое — не вспомнится, забываются имена и лица… Всё быстрее мчится дней конница, разгоняется лет колесница!» — фальшиво пропел он, с трудом слыша себя, словно в ушах у него были ватные пробки. — И вообще, не собираюсь я разговаривать с вами, пока мне не скажут, что здесь происходит — раз… на кой черт вам понадобился весь этот цирк с убийством Звягинцева

— два… и какое сегодня число — три!..

Тополь Артемьевич и Заказчик переглянулись.

— Спокойно, Вик, спокойно, — посоветовал своему напарнику одышливый. — У нас еще всё впереди. К тому же, парень имеет право знать… хотя бы ответ на последний вопрос.

— С тех пор, как вас якобы арестовали в переулке возле милиции, прошло не более десяти часов, Георгий Анатольевич, — сказал Заказчик.

— Ни фига себе — «якобы»! — удивился Ставров. — По-вашему, подчиненные Звягинцева в казаки- разбойники играли, когда лупили меня по башке и по почкам?

— Я бы назвал этот эпизод, скорее, репетицией ареста, — сказал Заказчик. — Видите ли, Георгий Анатольевич, вам предоставлен уникальный в своем роде шанс избежать ареста и, соответственно, наказания за убийство офицера милиции… тем более тяжкое, что совершено оно было при исполнении покойным своих служебных обязанностей… Впрочем, пока вы находитесь у нас, никто из блюстителей порядка вас и пальцем не тронет, хотя, поверьте, они прекрасно осведомлены, где вас искать… И если вы… м-м… неразумно отказываетесь от нашего предложения, то мы просто-напросто отпускаем вас на все четыре стороны.

— Что ж, я давно понял, — процедил Ставров, — что от вас не следует ждать ничего хорошего. Но не думал, что вы способны на такой примитивный и грубый шантаж!..

— Обстоятельства вынуждают, Георгий Анатольевич, — как бы извиняясь, произнес Заказчик. — Впрочем, выбор в этой ситуации все-таки есть, и сделать его — ваше право.

— Как я могу что-то выбирать, если неизвестно, чего вы хотите от меня на этот раз? Хотя, если судить по масштабам последней репетиции, ваша Ассоциация работает по-крупному. Кого же вы взяли на мушку теперь? Президента? Или Генерального секретаря ООН?

— Ну, что вы, Георгий Анатольевич, — протянул Заказчик. — На таких личностей рука поднимается только у каких-нибудь самодеятельных фанатиков и политических экстремистов… Мы же люди скромные, и масштабы нашей деятельности никоим образом не распространяются на крупных политических деятелей. Нет, Георгий Анатольевич, нас интересуют обыкновенные люди — в принципе, такие же, как мы с вами… Вы никогда не задумывались, почему люди стремятся покарать предателей? И никогда не испытывали такого желания — выпустить в своего бывшего сослуживца длинную очередь, потому что он в решающий момент струсил и попытался перейти на сторону врага?

Ставров отвел взгляд в сторону. Заказчик наступил, что называется, на его больную мозоль. На той войне, где ему пришлось повоевать, не все из его товарищей проявляли мужество и стойкость. Дудаевцы шли на все, чтобы переманить на свою сторону российских военнослужащих, особенно владеющих современной военной техникой. И однажды Ставрову с его взводом немало крови попортил одинокий танк с российскими опознавательными знаками, молотивший фугасными снарядами прямой наводкой по зданию, где они держали оборону в течение трех суток. Только после того, как по приказу Ставрова танку перебили оба трака, он застыл неподвижной грудой. Экипаж пришлось выкуривать выстрелом из ранцевого огнемета в упор. Впрочем, оказалось, что экипаж представлен лишь механиком-водителем и стрелком-наводчиком. Оба были еще мальчишками, прослужившими месяцев семь, не больше. «Как же это вы, пацаны, своих-то, а? — удивился тогда Ставров. — Вы хоть думали, что творите, когда палили по нам из своей бандуры?»… От обстрела из танковой пушки во взводе Ставрова погибли трое и были ранены четверо. Выяснилось, что танкисты были окружены три дня назад боевиками и сдались им в плен после того, как поняли, что дальнейшее сопротивление бессмысленно. Чеченцы обещали отпустить их домой, но свое обещание не сдержали, а отправили в бой, пригрозив раздавить гусеницами их же танка, если они откажутся воевать против своих… Ставров привел плененных предателей в подвал, где лежали раненые, и спросил: «Как мы их накажем, ребята?». «Странный вопрос, командир», сказал, скрипя зубами от боли, Леша Мичиганов, прижимая к груди, как младенца, толстую от бинтов руку: осколком снаряда ему оторвало кисть. Из всех раненых он один мог говорить, потому что другие были без сознания. «Командир, — рухнул неожиданно на колени с отчаянным воплем механик-водитель, — не надо нас убивать! Простите нас! Мы все поняли!.. Дайте нам возможность исправиться!..». «Лейтенант, — сказал Мичиганов, побледнев не то от гнева, не то