Больше Ставров ничего сказать не успел, потому что майор приступил к делу.

Естественно, ему было уже не до того, чтобы пытаться изобразить самоубийство узника шестой камеры. Надо было как можно скорее убрать «эфэсбешника», а потом пуститься в бега и исчезнуть, затеряться на просторах нашей бескрайней Родины!..

Поэтому Звягинцев применил то, что у него было под рукой, а точнее — в руке. Тот самый ножичек, которым он хотел вначале лишь попугать Ставрова да надрезать ткань рубахи для последующего разрыва на лоскуты.

Майор шагнул вперед и отработал прием «Атака безоружного противника с помощью ножа». При этом нож он держал вполне грамотно — возле своего правого бедра, острием вперед, большой палец лежит сверху, со стороны тупой части клинка.

Только профессионалы знают: чтобы убить человека, совсем не обязательно полосовать ему горло, пронзать насквозь сердце или разрезать живот. Достаточно, например, рассечь косым ударом лезвия лучевую артерию, проходящую всего на глубине нескольких миллиметров по внутренней стороне запястья, — и противник примерно через полминуты грохнется в обморок, а еще через пару минут скончается от большой потери крови. Тем же грозит и глубокий порез локтевого и коленного сгибов либо внутренней стороны подмышечной части руки. Во всяком случае, удовольствие, которое испытает раненый, будет ниже среднего…

И, прыгнув вперед, Звягинцев целился достать ножом не живот или горло Ставрову, а его руки, и не кончиком лезвия, а всей режущей частью. Но Георгий ловко увернулся и блокировал опасную руку. Мгновенно захватив кисть, он вывернул ее наружу и одновременно ударил майора ногой в живот. Тот согнулся, но не упал, а только оперся на одно колено. Ударом по руке Звягинцева сверху Ставров сломал своему противнику локтевой сустав, и майор взвыл от дикой боли. Но в ту же секунду его левая рука скользнула под китель и вновь вынырнула, уже сжимая пистолет. Пришлось лишить майора нездоровой тяги к стрельбе, выбив ногой пистолет.

После этого Ставров приподнял Звягинцева, прислонил его к стене и обрушил на него серию коротких, но мощных ударов, самый последний из которых он произвел ногой в грудь, ломая грудную клетку майора. Всё это произошло так быстро, что его противник застыл, словно вбитый ударами в стену, а затем качнулся всей своей расплющенной, окровавленной массой вперед и рухнул лицом на бетонный пол. При этом он даже не попытался выставить руки вперед, чтобы смягчить падение. Он уже не чувствовал боли. Еще до того, как упасть, майор Звягинцев был уже мертв: видимо, обломок ребра повредил его сердце.

Ставров наклонился над трупом и вытащил из кармана связку ключей. Оружие его не интересовало — сейчас оно вряд ли поможет ему, а вот потом может стать неопровержимой уликой против него.

Выскользнув из камеры, Ставров прислушался. Наверху все было тихо. В тесном пространстве, куда выходили двери камер, никого не было. Наверху, на посту дежурного надзирателя, — тоже. Георгий поднялся по лестнице наверх и, отперев дверь-решетку, выскользнул в коридор первого этажа. И тут же, почти нос к носу, столкнулся с одним из бойцов дежурной смены, который зачем-то околачивался под древним стендом под названием «Жизнь нашего отделения», где красовались выцветшие, от руки написанные заметки и мутные, неразборчивые фотографии. Увидев Ставрова, милиционер что-то крикнул через плечо вглубь коридора и тут же проявил свою врожденную тупость, потому что умные люди никогда не станут хватать своего противника не только за горло, но и за другие части тела, ведь от любого захвата можно, при наличии умения, освободиться легко и быстро.

Боец сжимал шею Георгия так старательно, что в глазах Ставрова помутилось.

Волей-неволей пришлось для начала нанести удар коленом в пах милиционеру, чтобы его перестало привлекать горло Ставрова. Потом Георгий ударил костяшками согнутых под углом указательных пальцев по вискам своего противника, и тот с коротким вскриком рухнул ему под ноги.

Из-за угла коридора, между тем, уже спешила к месту схватки целая толпа вооруженных людей, если судить по тому шуму, который доносился до Ставрова: топот множества ног, бряцание оружия, неразборчивые возгласы. У Георгия было два выхода: либо вниз, обратно в подвал, либо ломать решетку, закрывающую окно в конце коридора. И третий выход — отстреливаться до последнего патрона из автомата поверженного милиционера. Ставров взял его и привычным движением передернул затвор. Патрон вошел в ствол, и его-то Ставров и выпустил над головой первого, кто показался из-за поворота. Тот, словно сломавшись в поясе, упал, а остальные отпрянули назад, под укрытие выступа стены. Выбив оконное стекло и стреляя короткими очередями вдоль коридора, Ставров принялся сбивать решетку с окна прикладом автомата. Наконец, решетка загремела вниз, и Ставров выпрыгнул наружу.

Оказавшись на грязном снегу, он в недоумении огляделся. Окно выходило в тупиковый закоулок. Отправляясь буйствовать к метро, Георгий предусмотрительно поставил свои «Жигули» именно в этот тупичок. Дверца с водительской стороны открывалась от сильного рывка, а ключи зажигания были спрятаны под сиденьем машины, в комке промасленной ветоши. Всё это было призвано обеспечить бегство Ставрова из-под носа у милиционеров в случае погони.

Но сейчас Георгий вновь и вновь обводил взглядом переулок, где не было никакой машины. Не только настоящей, но даже игрушечной… Угнали? Или гаишники отбуксировали на свою стоянку?.. Какая разница!.. Главное — теперь не на чем удирать!..

Ставров кинулся к тому месту, где переулок соединялся с улицей, но из-за угла здания выскочил человек и присел на полусогнутых ногах. В сведенных вместе руках у него был длинноствольный пистолет, и дуло его смотрело прямо в лоб Георгию.

Расстояние было таким, что бесполезно было надеяться на промах.

— Стоять! — приказал человек. — Брось автомат и — лицом к стене, руки за голову!

Человек был в обычной гражданской одежде, и Ставров не сразу узнал его. Только послушно отшвырнув автомат в сторону, он вспомнил, что это не кто иной, как заместитель Звягинцева капитан Борисов. Значит, все это время он терпеливо поджидал его в этом переулке, находясь в засаде… но почему? Откуда он узнал?..

Только теперь до Георгия дошло и другое: там, в коридоре отделения милиции, в него не стреляли — видимо, были предупреждены, что убегавшего следует брать живым…

Между тем, остальные милиционеры, успевшие выбраться через оконный проем вслед за Ставровым и подбежавшие к нему сзади, видимо, посчитали, что настало время отыграться за свои потерянные нервные клетки. По почкам, ребрам и голове Ставрова посыпались беспорядочные жестокие удары, и, чтобы уберечь свои внутренности от повреждений, Георгий упал и сжался в комок.

Раздался чей-то окрик, и удары прекратились.

Щелочками заплываюших глаз Ставров еще успел увидеть, как, размахивая пистолетом, капитан Борисов бежит к милиционерам, а потом эта картинка закружилась, как в каком-нибудь рекламном видеоклипе, и Георгий отключился.

— Выходи, — сказали из коридора. Кто именно — видно не было. Темнота.

— С вещами? — попробовал, как звучит голос, Ставров. Вроде бы с речью получалось лучше, чем с мышлением. Голова была налита мутной болью — наверное, сказывались последствия вчерашних инъекций. Вчерашних ли?..

На его шутку не ответили. Шуток здесь явно не понимали.

Ставров с трудом поднялся с лежанки и вышел в коридор. Его пошатывало, как после двухнедельной голодовки.

— Иди за мной, — сказал человек, вызвавший Георгия в коридор, повернулся и куда-то пошел.

Ага, значит, это не СИЗО и не тюрьма. Там конвоир всегда держится позади арестованного. А тут почему-то не опасаются попытки к бегству.

— Слышь, друг, — хрипло сказал Ставров, влачась за своим провожатым. — Какое хоть сегодня число?

Тот опять не ответил. Интересно, когда кончится этот однообразный коридор без света и без каких-