тяжело заболела. Берлин послал Розе телеграмму, которая осталась без ответа. Он позвонил мне и сказал:

— Я обеспокоен. В следующий приезд в Лондон я пойду в Скотланд-Ярд.

— Хорошо, — ответил я, — но зайдите сначала повидать меня.

— Непременно, — ответил он. Я не мог сдержать улыбку на другом конце провода. — Я хотел бы, чтобы вы пошли со мной, так как у вас находятся все документы по делу.

— Конечно, — согласился я. — Скажите, привезёте ли вы вашу жену и сына? Я был бы рад повидать их.

— Обещаю вам это.

— Договорились, я всё приготовлю для встречи, — сказал я в заключение.

— Вы очень любезны, — ответил этот простофиля.

Три или четыре дня спустя старая мадам Берлин умерла, что задержало поездку молодых Берлинов в Лондон. На следующий день после её смерти Арнольд, читая газету, пробежал заметку из раздела происшествий, сообщающую об исчезновении одной богатой леди, миссис Дюран-Дикоп. Мысли его были заняты недавним горем и семейными заботами, и читал он поэтому рассеянно, однако последний абзац статьи заставил его подскочить. В газете сообщалось:

«В день своего исчезновения миссис Дюран-Дикон встречалась в большом универсальном магазине с неким Джоном Хейгом, который явился в полицию, дал подробные показания и предложил свою помощь в розысках».

Арнольд Берлин чуть не упал в обморок. Он сразу понял всё: исчезновение своих родственников и то, что случилось бы с ним самим, его женой и ребёнком, приди он ко мне. У него еле хватило сил дотянуться до телефона и набрать три девятки, чтобы вызвать полицию. Я был обречён.

В то время как я улаживал дела с Берлином, произошла история с Мэри, моей жертвой № 8. Мы познакомились в Истборне. Не знаю, приезжала она туда отдыхать или работать. Во всяком случае, жила она не там. Я знаю только её имя — Мэри. Мы долго болтали, потом я пригласил её поужинать в Гастингсе. Мы зашли в кафе на берегу моря. Был конец лета или начало осени — последние хорошие деньки. Перед закатом солнце на мгновение окрасило море в кровь. Я вздрогнул. Посмотрел на Мэри, а она глупо заметила: «Как красиво, правда? Похоже на цветную открытку».

Я не разделял её вульгарных впечатлений, но почувствовал, что меня охватывает моё священное желание. Я без труда завлёк Мэри в Кроули. Мы вошли в мастерскую на Леопольд-роуд. Я тут же схватил какой-то инструмент и со всей силы ударил её по голове.

Ночью мне приснился благодатный сон, который я всегда вижу после убийства. Видение протянуло мне кубок с кровью, и я выпил его медленными глотками.

Вот я и дошёл до девятого человека, которого лишил жизни. Мне хочется употребить именно это выражение. Я не люблю называть это убийством, потому что это слово рождает ощущение жестокости и страдания. Лишение жизни, наоборот, есть неизбежный результат проявления воли могущественного Духа, который руководил мною и приказывал брать кровь мужчин и женщин. Человек — всего лишь пешка в руках Высшего Существа.

Та же внешняя сила решила, что теперь пришёл мой черёд умереть, и я покоряюсь её божественному решению. К тому же я устал. Мои глаза переутомились: я слишком много читал и писал, и я стремлюсь поскорее закончить эти мемуары. Чтобы продолжить работу, я вынужден надеть очки в золотой оправе, принадлежавшие доктору Гендерсону, моей шестой жертве.

Но пора рассказать о миссис Оливии Дюран-Дикон, последней моей жертве на земле, из которой мне суждено было выпить стакан крови. Когда я с ней познакомился, это была женщина «на склоне жизни» — выражение, которое употребил генеральный прокурор на процессе. Нужно признать, что с ней я проявил небрежность — купил кислоту под своим именем; не полностью сжёг сумку, и полицейские нашли её остатки; не растворил тело до конца, и сохранившихся останков было достаточно, чтобы обвинить меня в убийстве. Но я настолько чувствовал себя защищённым Высшей Силой, что забыл принять элементарные меры предосторожности.

Миссис Дюран-Дикон жила в Кенсингтоне, в том же семейном пансионе, что и я. Там я с ней познакомился. Я понравился этой пожилой даме рассуждениями о музыке, искусстве и литературе. Мы также беседовали с ней на философские и религиозные темы. Благодаря этому я завоевал расположение миссис Дюран-Дикон, которая видела во мне, несмотря на мои сорок лет, в высшей степени добропорядочного молодого человека.

На процессе публика узнала, по какому смехотворному поводу она зашла ко мне. Старая дама страдала от того, что у неё не было ногтей, и я сказал, что, может быть, смогу ей сделать пластмассовые ногти в своей мастерской.

Таким образом, 18 февраля 1948 года она отправилась в своё последнее путешествие. Вскоре полицейские, проводившие расследование по поводу исчезновения миссис Дюран-Дикон, обнаружили у меня следы её пребывания и остатки вещей. Моя судьба была предрешена.

У меня есть маленькое тщеславное желание, которое, думаю, можно простить человеку, который скоро умрёт: я хотел бы, чтобы костюм, который был на мне во время процесса, был передан в Музей восковых фигур мадам Тюссо, с тем чтобы в него одели моё изображение. Пусть отдадут также мои зелёные носки и красный галстук в зелёную клетку. Надеюсь, мой восковой портрет будет похож на меня. Я хочу, чтобы служитель музея следил за тем, чтобы у меня на брюках всегда была безупречная стрелка. Я потолстел в тюрьме, это неприятно. Надеюсь, что восковой фигуре придадут более стройные очертания.

Во время процесса я страшно скучал. У меня было такое ощущение, что я смотрю тот же фильм второй раз. Но меня позабавило, как некоторые свидетели добавили пикантные подробности к моей истории.

Я совсем не кичусь своими похождениями. Судьба довлеет надо мной. Я всё время думаю об этой строке из Экклезиаста: «Что свершилось, то должно было свершиться».

Я знаю, что всего пятнадцать шагов отделяют дверь моей камеры от эшафота. Это мало, чтобы перейти в вечность. Сегодня идёт дождь. Я вижу, как струи хлещут по верхушкам тополей, выглядывающим из-за тюремной стены. Он вселяет в меня желание, которое я некогда ощутил под сенью великолепного леса, и, одинокий, я ищу цель, может быть, несуществующую.

Мои девять убийств должны иметь какое-нибудь объяснение вне нашего земного мира, иначе не может быть. Не может быть, чтобы они были абсурдным сном сумасшедшего, полным шума и ярости, как сказал великий Шекспир. Значит, вечная жизнь существует? Скоро я это узнаю. А пока прощайте…»

Снами сумасшедшего иногда называют телесериалы о вампирах. Наверное, так оно и есть, ибо совершаются «преступления» крови в сумеречном сознании. И безумство тоже сопровождает их, но особого рода безумство, имя которому известно давно и число которого сочтено.