Стало еще обиднее. Все-таки не получилось.

— Настя! Перестань так разговаривать с нашим гостем, это неприлично!

— Папа, неужели ты еще не понял, что он не гость?

— Как не гость? — Сергей Сергеевич растерялся от неожиданности. — Объяснись, пожалуйста!

— Это просто! — Настя посмотрела мне глаза впервые сегодня, и было в ее взгляде что-то непонятное. Может, прощение? — Скажи, кому принадлежит кордон?

— Думаю, тем, кто его построил, но, как понимаю, они давно умерли…

— Правильно, с тех пор кордон, этот дом и все, что здесь находится, принадлежат тому, кто живет в нем. Раньше мы с тобой были здесь вдвоем и считали его нашим домом, потому что сюда больше никто не мог попасть, ни с твоей Земли, ни с моей планеты…

— Да, дочка, в этом ты права.

— Григ теперь тоже находится здесь, так что все принадлежит ему так же, как и нам.

— А… — облегченно выдохнул профессор. Не знаю, что он там в этот момент передумал, но видно было, что волновался. Может, представлял меня своим зятем? — Но если он один из нас, то почему не хочет идти в лабиринт?

Они опять разговаривали между собой так, словно меня здесь и не было. Ну и подумаешь! Я допил свой цилиндр и стал думать, стоит ли мне еще выпить немного? Наконец-то мой желудок успокоился, внутри теперь что-то благосклонно урчало.

— Конечно, это его пугает, — вздохнула Настя. И глаза у нее на мгновение стали совсем печальными. — Все боятся лабиринта. Только у одних долг перед планетой больше, Чем самолюбие, у других меньше.

Меньше, как я понимаю, это у меня. Ну и пусть! Мне-то что? Мертвому все равно, что о нем говорят. Если сейчас начну что-то доказывать, сам стану мертвым. Спорить не хотелось — устал. Да и о чем говорить? Нет у меня долга перед родной страной! Как-то она не очень любила меня, почему же я должен ради нее идти на смертельный риск?

Даже не сомневаюсь, если у меня что-то и получится, то этого никто не заметит — ни планета, ни Россия. Думаю, меня быстро отодвинут от найденного артефакта, все заслуги запишет себе москвич, если, конечно, его на самом деле не сожрала кичи, а меня грохнет в тихом переулке наемный убийца. Все как всегда: спасителю человечества — крест или пулю, остальным — деньги и слава. Все эти мысли молнией промелькнули в моей голове, и Настя закончила:

— Поэтому артефакт достанется нам, а не вам.

— Следовательно, ты, дочка, сможешь его переубедить?

— Если помнишь, папа, я играю за другую команду.

— Помню, но ты наполовину земная, поэтому должна помогать обеим сторонам.

— Согласна только с тем, что артефакт получит тот, кто его достоин. — Девушка вздохнула. — У нас прав на него больше, чем у вас. Все ваши претензии к нему исходят из того, что когда-то мои предки прошли через лабиринт, спасаясь от смерти, и какое-то время прожили на вашей планете. Не было бы этого, вы бы и не знали, что существует лабиринт, а в нем спрятанный артефакт.

— Ты права, дочка, но сейчас не важно, кто из нас имеет больше прав.

— А что важно?

— Вообще получить артефакт. Пусть у вас больше прав, но самого предмета-то нет. Разве не так?

— Мы пытаемся его получить…

— Вы пытаетесь уже как минимум десять тысяч лет…

— Это правда…

— А сколько людей погибло в лабиринте?

— Несколько тысяч…

— Вы спрашивали, юноша, чьи черепа вы видели в лабиринте? — Профессор серьезно посмотрел на меня. — Вот вам ответ. Мы же с одной планеты, одной крови и почти одного генотипа, просто он у них более древний, в нем меньше мутаций, чем у нас, и они другие, связанные с проживанием на иной планете. А все потому, что около сорока тысяч лет тому назад часть людей ушла с Земли. Приближался жуткий катаклизм, тогдашние ученые искали путь для спасения и обнаружили лабиринт. Пройдя по нему, они оказались на другой планете, вполне пригодной для жизни.

— А что случилось с теми, кто остался?

— Погибли почти все, осталось около двух тысяч человек, которым повезло жить в Африке. Возрождение человечества началось с них, мы все несем в себе гены тех счастливчиков. Но между нами в то же время имеется существенное отличие.

— Какое?

— Оставшиеся в живых после жуткого катаклизма потеряли все свое знание, деградировали, вернулись в первобытное состояние, а они нет. Мы не можем делать строения из камня, летать в космос, создавать синтезаторы для производства вещей и продуктов питания и многое другое. У них же великолепные летательные аппараты, они мудрее нас во многом, это надо признать.

— Хорошо, что об этом не забыл. — Девушка посмотрела на меня. — Теперь ты понял, Григ, почему мы разные?

— Не вижу между собой и тобой никакой разницы, кроме той, что ты женщина, а я мужчина.

— А так можешь? — Настя захлопала в ладоши в странном сбитом ритме, и мы увидели, как все каменные кубы, находящиеся в кухне, кроме тех, на которых мы сидели, поднялись в воздух и начали вращаться. То, что разворачивалось перед нами, было настоящей магией.

Я взглянул на профессора, тот, похоже, был поражен не меньше, чем я. Его рот приоткрылся, в глазах плескалось неверие и изумление. А что творилось у меня внутри, трудно выразить. Недоумение там тоже было. А еще мысль:

«И с этой девушкой провел вчерашнюю ночь, я любил ее, а она меня…»

Настя перестала хлопать в ладоши, кубы повисли в воздухе, потом нехотя с негромким стуком вернулись на свои места. Я даже не очень испугался, наверно, просто не успел. Этого не могло быть. Я не сумасшедший, чтобы кому-нибудь о таком рассказывать. Ничего не было. Показалось. Фокус. Иллюзия.

Внутри что-то всхрапнуло, и я понял, что все это время не дышал. Вдохнуть воздух оказалось тяжело, он никак не хотел идти внутрь. Что-то во мне сломалось. Легкие отказались подчиняться, а может, просто разучились работать в правильном ритме.

Я побагровел и начал задыхаться.

Девушка это заметила и с размаху стукнула мне по спине. У меня словно вылетела пробка, дыхание вернулось, но потребовалось немало времени, чтобы я смог надышаться. Только потом выдавил из себя:

— Что это было?

— Всего лишь одно из многих умений, которыми мы обладаем, — ответила Настя, довольная произведенным эффектом. — Если верить отцу, то это как раз те знания, что вами были утрачены…

— Да, да, — согласно покивал профессор, ему потребовалось гораздо меньше времени, чтобы справиться со своим удивлением и неверием. — Этот способ описан в древних кельтских текстах. Там говорится о том, что жрецы друидов брали палки и, выстукивая определенный ритм, поднимали в воздух огромные камни, а также стволы деревьев для постройки хижин.

— Так насколько мы похожи? — Настя разговаривала со мной, не обращая внимания на отца. Почему-то ей был важен мой ответ. Я посмотрел ей в глаза, и мое сердце сжалось от боли утраты. Разве такая девушка может любить такого, как я?

Потом понял, что нужно все равно что-то сказать, тогда вздохнул и ответил:

— Я могу, например, ушами двигать. А ты умеешь?