— Она сказала, — проговорил он, отрезая большой кусок масла, — что мадам Нортон, — он легонько сбросил масло в сковороду, — давала мадемуазель фон Штубен деньга. — Он потряс сковородку.

— Деньги? — удивился я. — Зачем? — Я кончил мешать салат и разложил его по тарелкам.

Ледок смотрел в сковородку.

— Выяснилось, что мадемуазель фон Штубен собирала деньга здесь, во Франции, у людей, симпатизирующих одной политической партии в Германии. — Он взглянул на меня. — Национал- социалистической рабочей партии Германии. Я читал о ней. Это мерзкие свиньи самого правого толка.

Я услышал, как зашипело масло.

— С чего бы Сибил Нортон давать им деньги?

Ледок поднял миску со взбитыми яйцами, вылил часть в сковородку и снова поставил миску.

— Напрашивается вывод, что она сама правая свинья. — Потряхивая сковородку левой рукой, он помешивал яйца вилкой, которую держал в правой руке. — Мадемуазель фон Штубен получала деньги и от мсье Лагранда, нашего чудного префекта.

Я кивнул.

— Роза Форсайт рассказывала мне при нашей первой встрече, что Лагранд тесно общался с фон Штубен на какой-то вечеринке у графа де Сента.

— Знаете, — задумчиво заметил Ледок, — мне пришло в голову, что это, в смысле деньги, объясняет и связь мсье Рейли с мадемуазель фон Штубен. Помните, тот парень в баре, Джепсон, говорил, что они знакомы.

— С трудом себе представляю, чтобы Рейли жертвовал деньги политической партии.

— Возможно, он передавал не свои, а чьи-то деньги.

Ледок осторожно сбросил омлет на тарелку и аккуратно свернул его пополам.

— Любопытная мысль. Но чьи именно деньги, Анри?

Он протянул мне тарелку.

— Не знаю. Вы думаете, мсье Рейли все еще нас разыскивает?

— То, что он нас не нашел, не значит, что он перестал искать. Возможно, он просто не знает, где нас искать.

— Да. Вот досада! Кстати, мадемуазель Тернер подтвердила, что у мадам Нортон и в самом деле был роман с мсье Лаграндом. Ешьте, mon ami. Я присоединюсь через минуту.

— Откуда мисс Тернер все это узнала?

Ледок отрезал еще кусок масла и бросил его на сковороду.

— От Вирджинии Рендалл, американки, которая некоторое время живет в Париже. — Он вылил остатки взбитых яиц в сковороду, покачал ее и взглянул на меня. — Вкусно?

Я еще не пробовал. Только взял вилку. Оказалось очень вкусно, о чем я ему и сообщил.

— А откуда это узнала Вирджиния Рендалл? — спросил я.

— От Сабины фон Штубен. У мадемуазель Рендалл был с ней роман.

Я улыбнулся.

— Еще одна лесбиянка? — Я отправит кусок омлета в рот.

Ледок пожал плечами.

— Здесь, в Париже, их вряд ли больше, чем мужчин-гомосексуалистов. — Он выложил омлет на тарелку, подошел к столу и поставил ее на стол. Раскатал правый рукав и сказал: — Но им здесь полегче. — Он раскатал левый рукав и развязал фартук. — Французы терпят лесбиянок, если они проявляют себя не слишком явно. — Он стащил фартук через голову и отнес его в шкаф, откуда взял. — Мадемуазель Рендалл ничего не скрывает, но она богата. И к тому же американка. — Он повесил фартук на место и улыбнулся мне. — Мы ждем от американцев эксцентричности. Но, что касается мужского гомосексуализма, тут совсем другое дело, американец ты или нет.

Ледок вернулся к столу, снял свой пиджак со спинки стула, надел его, расправил полы и сел за стол. Взял вилку и взглянул на меня.

— Так что теперь вы думаете о мадам Нортон?

— Она ни словом не упомянула, что давала деньги фон Штубен.

— Не сомневаюсь, она просто запамятовала. — Он принялся за салат.

— Я тоже не сомневаюсь.

— Есть еще одна любопытная вещь, — заметил Ледок. — Если верить мадемуазель Рендалл, вскоре после начала романа с мсье Форсайтом мадемуазель фон Штубен порвала с партией. — Он проглотил очередной лист салата.

— Откуда Рендалл это узнала?

— От Ричарда Форсайта. Он сказал, что поставил мадемуазель перед выбором: или партия, или он. Она выбрала его.

— Похоже, она ошиблась в выборе.

Ледок нахмурился.

— Вы так говорите, mon ami, потому что незнакомы с паразитами из этой партии.

— Возможно. Но Роза Форсайт сказала примерно то же самое — что после встречи с Форсайтом фон Штубен забросила политику.

— Тогда, вероятно, это соответствует действительности. — Он отправил в рот кусок омлета.

А я отпил глоток вина.

— Что будет с Лаграндом, если станет известно, что он давал деньги немецкой политической партии?

Ледок проглотил омлет.

— Да уж, вопрос не в бровь, а в глаз. Я не удивлюсь, если окажется, что среди влиятельных правых у нас во Франции кое-кто симпатизирует этим немецким свиньям. Но если тебя схватят за руку публично, это равносильно катастрофе. Война окончена, но Германия так и осталась нашим врагом. Карьере Лагранда придет конец.

— И Рендалл говорит, у Лагранда с Нортон был роман?

— Да, но мы ведь уже об этом знали, верно?

— Только предполагали. Я спрашивал сегодня у Розы, могла ли Нортон как-нибудь незаметно взять пистолет.

Ледок отпил глоток вина.

— И что?

— Могла. За пять дней до его смерти Нортон побывала в его кабинете без свидетелей. И, как сказала Роза, эти пять дней Ричард не брал в руки пистолет. Нортон могла его взять, и никто бы не спохватился.

— Но зачем? Мы снова возвращаемся к тому же вопросу: зачем ей было убивать Ричарда Форсайта?

— Может быть, он ей просто мешал. Может, она хотела убить Сабину фон Штубен.

— И опять же — почему?

— Фон Штубен знала, что Лагранд и Нортон давали деньги немцам. И, возможно, знала о связи Нортон с Лаграндом. Что бы сказали читатели Нортон, узнай они об этом?

— Шантаж. Но вы же знаете, в Англии, как и во Франции, есть свое правое крыло, свое стадо свиней. Можно не сомневаться, что они бы приветствовали связь мадам Нортон с нацистами. А что касается романа, то, насколько я разбираюсь в людях, читающих детективы, скандал только увеличит, а не уменьшит количество почитателей мадам Нортон. И вы еще кое-кого забыли, mon ami.

— Лагранда.

— Вот именно. Он человек влиятельный. Если бы он почувствовал угрозу со стороны мадемуазель фон Штубен или решил, что мадам Нортон в опасности, он быстро решил бы эту проблему. Мадемуазель фон Штубен просто-напросто исчезла бы.

— Я про него не забыл. Я рассматривал другие варианты.

— Есть еще две вещи.

— Что?

— А, — улыбнулся Ледок, — вам не всегда удается угадывать мои мысли.