— У Ричарда не было детей.

— Не у Ричарда Форсайта. А у его дяди.

— А, понятно. У банкира, значит? Так ты и правда няня?

— Да, Это ведь Ричард издал ваши рассказы, верно? — Теперь ты видишь, как я в свойственной мне хитрой пинкертоновской манере перевожу разговор с темы о няньках на Ричарда Форсайта.

— Ага, — сказал он. — Но мне этот парень никогда не нравился.

— Почему?

— Он нарушил наш договор. И к тому же он был педиком. Гомосексуалистом.

— Но из того, что мне рассказывали, я поняла, что у него было… немало и женщин.

Хемингуэй отмахнулся.

— Для маскировки. Французы ведь не любят гомиков, так? Они терпеть их не могут. Даже американских гомиков. Поэтому Форсайт усердно маскировался. Но все это камуфляж.

— Как вы думаете, почему он покончил с собой?

— Форсайт? Думаю, у него просто не… Он был импотентом. В тот день, во всяком случае, у него ничего не вышло. Потому что он был гомиком, ясно? Вот он и взбесился. Прикончил ту девушку, немку, а потом застрелился сам.

— Понятно.

— Так какой же рассказ вам понравился больше всего? — спросил он.

— «На Биг-Ривер», думаю. Замечательный рассказ. А вы знали Сабину фон Штубен?

— Да, славный рассказ. Один из лучших. Рад, что вам понравилось.

— Насколько я знаю, она была связана с какой-то немецкой политической партией.

— А вам понравился рассказ «Сын доктора»?

— Да, очень. А вы были с ней знакомы?

— Угу. Он в некотором смысле автобиографический. «Сын доктора». Не уверен, что вы это заметили.

— Я так и думала. Я слышала от подруги, что она не была…

— Да? — снова просиял он. — Вы заметили? Чудесно. — Он приложился к бокалу. — Послушай. Почему бы ним с тобой не пойти куда-нибудь вдвоем, посидеть и поболтать?

— Извините, я не могу оставить Эжени.

— Да ничего с ней не случится. Она ведь стойкая, верно? Я знаю тут одно местечко поблизости. Хорошее вино, и не слишком дорогое. Мы могли бы узнать друг друга поближе.

— Не могу. Честно.

Хемингуэй глубоко вздохнул, и маленькая кухня, после того как расширилась его грудь, показалась мне еще меньше. Он сузил глаза, и они засияли жарким огнем.

— Джейн, ты веришь, что двое людей, мужчина и женщина, могут встретиться и сразу понять, что между ними есть что-то искреннее, подлинное?

— Нет, по правде сказать, не могу.

— А я, глядя на тебя, могу сказать, что ты необыкновенная. И послушай, эта маленькая забегаловка? С вином? Там рядом есть прелестная маленькая гостиница.

И он мне подмигнул.

— Как скоро, — спросила я, — ваша жена должна родить?

Хемингуэй подался вперед и вдруг осклабился. Хотя, скорее, он надул губы. Больше от досады, чем от недоумения. Но, как я вскоре выяснила, его гнев был направлен не на меня.

— Разве это не удар по голове? Или под дых? Я что хочу сказать — ты можешь представить меня в роли папочки? — Он снова надулся. — Я не готов лезть в ярмо. И понятия не имею, как это, черт возьми, случилось.

— Наверное, стоило свериться с хорошим медицинским справочником.

— А, я знаю, как это случилось. Я не это имею в виду. Этого не должно было случиться. Не сейчас.

— Конечно, я глубоко вам сочувствую.

Но моя ирония до него не дошла.

— Спасибо, — сказал Хемингуэй. — Ценю. — И снова подмигнул. — Так как насчет того, чтобы тихонько улизнуть отсюда?

— Вы с ума сошли?

— Я сошел с ума? — Он снова насупился. — Ты же сказала, тебе понравились мои рассказы,

— Понравились и даже очень, но это не означает, что я должна идти с вами в какую-то гостиницу.

Хемингуэй некоторое время таращился на меня. Затем поднял бокал, допил вино, поставил его на стол и посмотрел на меня с глубоким презрением.

— Эх вы, женщины! — И вышел из кухни.

Ева, уже почти семь утра. Мне нужно…

А я еще не успела рассказать тебе о мсье Ледоке и Сибил Нортон.

Быстро-быстро.

Я вернулась в салон. Господин Бомон и госпожа Форсайт какое-то время потолкались среди гостей и скрылись в неизвестном направлении, причем походя она все так же цеплялась за него, как утопающая за соломинку. Я немного поболтала с разными гостями и вдруг заметила рядом одетого с иголочки француза. У него была аккуратно подстриженная бородка, и он немного напомнил мне мсье Сати, хотя был моложе и выше ростом. Он не носил очков, а его прекрасный костюм был из шерсти, а не из бархата.

— Мадемуазель, — обратился он ко мне, — ваш знакомый по Мейплуайту просил меня передать вам самый теплый привет.

— Да?

— Да. Мы могли бы поговорить наедине?

— Разумеется, мсье.

Но нет, Ева, господин Бомон не раскаялся в своем поведении, не спихнул госпожу Форсайт в ближайшую пропасть и не послал мсье Ледока — а это был он — за мной. Перед тем как развлечься с вдовой, господин Бомон поручил мсье Ледоку узнать, что мне удалось узнать, и сказать, что стало известно ему.

В нескольких словах они узнали о той и другой смерти следующее:

1. Тела Ричарда Форсайта и Сабины фон Штубен нашла Сибил Нортон. Она пришла в отель, чтобы обсудить с господином Форсайтом издание сборника ее стихов; и ты можешь изменить свое мнение о Пьере Рейнаре, узнав, что содержание этих стихов эротическое (!).

2. Префект полиции, мсье Огюст Лагранд, позаботился о том, чтобы имя госпожи Нортон не попало в полицейские отчеты.

3. Астер Лавинг, джазовая певица-негритянка, умерла в ночь на четверг. (Будь у меня время читать газеты, я узнала бы об этом сама.) Полиция считает причиной ее смерти случайную передозировку наркотика. Господин Бомон сомневается, но, похоже, между мисс Лавинг и господином Форсайтом последнее время не было никакой связи.

Пока я не знаю, как добытые нами сведения помогут найти разгадку этой тайны. Но думать в ту минуту я не могла.

То, что мне удалось узнать об этих смертях, ты прочитала в моих пространных письмах. Я передала мсье Ледоку все, что знала, и сообщила, от кого получила эти сведения, Я не упомянула только о пикантном эпизоде с господином Хемингуэем.

Мне пора. Я вся разваливаюсь. Может быть, кофе поможет.

Интересно, что сейчас поделывают господин Бомон и госпожа. Форсайт.