североамериканского производства. Однако большая часть увиденного ею была продуктом других обстоятельств, другой страны и кажущегося нереальным недавнего прошлого.

Когда Финляндия в 1944 году заключила сепаратный мир с Советским Союзом, немецкая армия в Лапландии вдруг оказалась изолированной далеко во враждебной стране. От Рованиеми, где располагался главный штаб, немцы выступили на север, через Скуганварре и Алту в глубь Норвегии. С востока отходили части из района Литсы. По всей Северной Финляндии и в Финнмарке нацисты приумножали свою воинскую славу, не оставляя камня на камне на своем пути.

Похвальные отзывы военной истории об этой операции вряд ли были бы поддержаны жертвами такой стратегии, которые, выбираясь из-под опрокинутых суденышек, из землянок и штолен, собственными глазами видели, сколь основательно поработали немцы. Опустошение продолжалось, пока главные силы не дошли до Барду в губернии Тромс, где и разместился генерал Рендулич со своим штабом. В предшествующие военные годы норвежцы и немцы совместно превратили Бардуфосский аэродром в солидную военную базу. Вместе с другими северонорвежскими аэродромами от Эрланда на юге до Банака и Хёйбюктмуэна на северо-востоке Бардуфосс в полной мере обеспечивал снабжение и поддержку с воздуха немецких горных стрелков, которые вторглись на Кольский полуостров и пытались захватить единственный незамерзающий порт на севере, принимавший союзнические конвои. Но Мурманск выстоял, фронт сковала военная вечная мерзлота, и вся огневая мощь немецких войск не смогла ее растопить. Затем последовал финский сепаратный мир, Финнмарк был предан огню по всем правилам военного искусства, и воцарилась тишина. Вдоль всего побережья раскинулась неприкаянная череда взлетно-посадочных полос тысячелетнего рейха, чрезмерно длинных и пространных для безлюдных норвежских дебрей. Однако они указывали в определенном направлении.

Мирная интермедия, пока надлежащие инстанции не осознали всю мудрость немецких диспозиций и строительной активности, а также лежащую в их основе глубоко продуманную стратегию, продлилась недолго. При доброхотной американской помощи и в рамках расширенного контекста НАТО нетрудно было увидеть вещи в правильном свете. Парламентские оборонные комиссии явились с инспекцией и прозрели. Под квалифицированным руководством хорошо осведомленных чиновников и офицеров генерального штаба только слепой не увидел бы, какое благоприятное географическое расположение избрали немцы для своих северонорвежских военных сооружений, особенно с учетом возможного конфликта с Нашим Великим Восточным Соседом. Относительно простые и экономически вполне доступные усовершенствования могли привести, к примеру, Бардуфосский аэродром в рабочее состояние, в том числе для современной авиационной техники, которая, судя по всему, была на марше. За деньгами, было сказано, дело не станет. Все равно ведь надлежало вновь раскрутить колеса после немецкой оккупации.

Иными словами, когда летним днем во второй половине пятидесятых годов Линда Хюсэен из Фаны под Бергеном прибыла в Бардуфосс самолетом из Будё, на старых северонорвежских учебных полигонах уже не один год царило оптимистическое оживление. Разумеется, строительство Мира требовало средств, но Военно-Строительное управление старалось, и результаты не замедлили явиться. Не в малой мере потому, что немецкое верховное командование всего десяток лет назад предусмотрительно мыслило и действовало в том же духе. Одна партия двадцатилетних парней за другой выгружалась из военных самолетов в Бардуфоссе, откуда автобусы или американские грузовики везли их в Хеггелиа, Сетермуэн, Маукстадмуэн или Шолд, чтобы они выполняли там роль восточного щита и меча Свободы. Практичные ракеты «Онест Джон», которые было несложно оснастить атомными боеголовками, стояли наготове. Рекруты с высшим в стране общим образованием рисовали красной краской мишени на огромных щитах, вычисляли баллистические кривые, по которым полетят смертоносные заряды, определяли прицел, отдавали команду наводчикам, использовали поправки наблюдателей, чтобы взять цель в вилку, и послушно выполняли приказ накрыть цель залпом: ОГОНЬ!

Стоя перед зданием аэропорта, Линда Хюсэен слышит тяжелое эхо разрывов между горами. Остановить их! Силой духа? Но Линде сейчас не до воспоминаний о творчестве ее земляка Нурдала Грига. Вокруг нее дрожит над арктическим краем марево знойного летнего дня. В небе катится солнечное колесо. День и ночь, ночь и день смешивают свет и свои длинные тени в кружащий голову световой настой трехмесячной крепости.

Линда Хюсэен пока что не поддается хмелю. Одетая в строгий и скромный костюм бежевых тонов, она с растущим нетерпением ждет автобуса, который должен прийти с юга и везти ее дальше вниз по долине. В конце концов находит в тени крашеную белую скамейку и садится, аккуратно поместив рядом ручной багаж. Как всегда, куда бы она ни поехала, у нее при себе Библия удобного карманного формата, норвежское издание в мягком темно-синем переплете телячьей кожи. Она переворачивает тонкие листки Евангелия от Матфея и отгоняет полчища комаров, кои не замедлили окружить восхищенными стаями голову и не лишенные правильности черты лица одинокой женщины, которая пытается читать гл. 13, стих о сокровище и жемчужине. Царство небесное было подобно купцу, ищущему хороших жемчужин. Найдя одну особенно красивую и драгоценную жемчужину, купец пошел и продал все, что имел, и купил ее. Куда там. Комары совсем озверели. Впрочем, комара, на худой конец, можно стерпеть, он долго жужжит над ухом, прежде чем сесть и навести свое оружие. Иное дело мошка, эта будет похуже, и не слышно ее, а уже сидит, кроткая, тихая, жаля в самых безбожных местах. Линда Хюсэен обеими руками чешет за ушами, норовя в то же время прихлопнуть длинноногого комара. В Евангелии от Матфея появляется кровяное пятно. Точка. На этом чтение Библии прекращается. Молодой парень в черных матросских клешах и форменной фуражке с почтовым рожком над черным козырьком извлекает письма из висящего возле нее почтового ящика. Линда Хюсэен стряхивает с книги бренные останки убитого комара, отмечает нужное место закладкой и зажимает ее Евангелием. По аэродрому разгоняется истребитель, взлетает и скоро превращается в язык бело- голубого пламени на зубчатом фоне пика Истиндан. Выждав, когда стихнет гул, Линда Хюсэен встает и вступает в разговор с молодым почтальоном.

— У вас тут все лето было такое хорошее? — живо интересуется она. И поспешно добавляет: — В смысле погоды.

По ответу почтальона — не по словам, а по тому, как он их выговаривает, — сразу видно, что он из потомков южнонорвежских поселенцев, обосновавшихся в этой долине полтора века назад.

— Лета здесь не бывает, — отвечает он. — Только три месяца плохого санного пути.

— А как же сегодня? — осторожно молвит Линда Хюсэен. — Сегодня-то хорошая погода?

Обжегшись на молоке, она добавляет смиренный вопросительный знак. И почтальон, найдя вопрос заслуживающим ответа, говорит, стоя к ней спиной и закрывая крышку почтового ящика:

— Ага, в этом году лето пришлось на пятницу.

Линда Хюсэен надолго задумывается. Она хорошо воспитанная и вежливая молодая дама.

— Очевидно, была поздняя весна? — делает она новую попытку. Это первая встреча учительницы Хюсэен с Северной Норвегией.

— Какое там! Ничего похожего! Вот когда наст держит в июне, тут уж точно жди ранней весны.

Почтальон забросил свой мешок в фургон и уже садится за руль, когда Линда наконец решается подойти к главному вопросу. Относительно автобуса, когда он приходит и не приходит, когда отходит и не отходит, и можно ли рассчитывать еще на какой-нибудь транспорт.

Автобус ушел. Несколько часов назад. Почтальон хлопает дверцей и уезжает по своим делам. Линда Хюсэен возвращается в здание аэропорта. Диспетчерская уже закрывается, но она узнает, что неподалеку от аэропорта живет водитель такси.

Его зовут Вилфред, у него приятные мелкие черты лица. Линда Хюсэен стоит в дверях, чувствуя себя оскорбленной и одинокой в северных дебрях. Ей надо сегодня попасть в Олсборг. Во что бы то ни стало. Линда говорит приветливо, но все равно так, словно верховные власти на специальном заседании постановили поддержать ее просьбу.

А Вилфред как раз обедает. Пахнет копченой рыбой и молочным рисовым супом. На кухне гремят кастрюли.

Нет, сообщает Вилфред, сегодня он уже сделал свой рейс до Олсборга.

Но Линда должна. Обязана. Это важно. Совершенно необходимо. Правда-правда, позарез нужно, занятия могут начаться в любую минуту — без нее. Ей надо выехать без промедления.

Но раз уж это так важно. Вилфред скребет пальцами щетину на лице. Раз уж это так исключительно важно, почему она не вылетела вчера? Тогда она без проблем добралась бы до места сегодня.