взялся бы его подвезти. У него было ощущение того, что он не довел дело до конца. Если бы он довез его до приюта в Дерри, тогда бы этого ощущения не было.
Это бы положило конец делу и закрыло бы книгу. Возможно у него и были недостатки, но он любил доводить начатое до конца.
Но хичхайкер не стоял у въезда на дорогу; парень определенно пропал без вести. И только проезжая мимо знака 'Дерри 10 миль', он посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что медаль Святого Христофора, которая была его неизменным спутником в течении стольких лет и с которой он проехал миллионы миль, исчезла. Глухонемой стащил ее. Но даже это не смогло поколебать вновь обретенного оптимизма Монета. Может быть глухонемой нуждался в ней больше, чем он сам. Монет надеялся, что медаль принесет удачу и ему.
Два дня спустя, когда он продавал свой лучший осенний список всех времен в Преск-Иле, ему позвонили из государственной полиции штата Мэн. Его жена и Боб Яндовски были найдены забитыми насмерть в Отеле Роща. Убийца орудовал куском трубы завернутым в гостиничное полотенце.
11
— Боже Милостивый! — выдохнул священник.
— Да, — сказал Монет, — Я предполагал, что что-то такое должно было произойти.
— Твоя дочь…?
— Она убита горем. И она была со мной дома. Мы выберемся из этого, Отец. Она сильнее, чем я думал. Конечно, она не знает обо всем. О растрате. И будем надеяться, что никогда о ней и не узнает. Ожидается большая выплата по страховке, ее называют двойной компенсацией. Принимая во внимание все произошедшее, у меня, скорее всего, возникли бы умеренно-серьезные или очень серьезные проблемы с полицией, если бы не мое железное алиби. И если бы ничего не прояснилось… В процессе нескольких допросов.
— Сынок, ты кому-то заплатил, чтобы -
— Меня спрашивали и об этом. Нет. Я могу сделать доступной информацию о своих банковских счетах для каждого, кому это будет интересно. Могу отчитаться за каждый пенни, как за свой, так и за наш общий с Барбарой. Она была очень ответственна, в том, что касается финансов. По крайней мере в тот период ее жизни, когда она еще была в состоянии мыслить здраво.
— Отец, вы можете открыть дверь с вашей стороны? Я хочу вам кое-что показать.
Вместо того, чтобы ответить, священник просто открыл дверь. Монет снял медаль Святого Христофора со своей шеи и протянул ее священнику. Их пальцы соприкоснулись, когда медаль и цепочка переходила из рук в руки. Где-то секунд пять священник молчал, что-то обдумывая. Потом он сказал:
— Тебе ее вернули? Когда? Она была в мотеле, когда -
— Нет, — сказал Монет. Не в мотеле. Дома в Бакстоне. На комоде с зеркалом, который стоял в нашей спальне. Она лежала рядом с нашим свадебным фото.
— О, Господи, — сказал священник.
— Он мог узнать адрес из регистрационного свидетельства на машину, пока я был в туалете.
— И к тому же, ты упоминал название мотеля…и город…
— Доури, — согласился Монет.
И в третий раз священник воззвал к имени своего Босса. А потом сказал:
— Тот парень вообще не был глухонемым, не так ли?
— Я почти уверен в том, что он был немым, — сказал Монет, — Но абсолютно уверен в том, что глухим он не был. Рядом с медалью лежала записка, написанная на обрывке бумаги из блокнота для записи телефонных номеров. Должно быть он ее подбросил, пока мы с дочерью выбирали гроб в похоронном бюро. Задняя дверь в доме была открыта, но не отжата. Должно быть он был достаточно умен, чтобы открыть замок аккуратно, не взламывая, но я думаю, что я просто забыл закрыть дверь, когда мы уходили.
— Что было в записке?
— Спасибо, что подвез, — сказал Монет.
— Черт бы меня побрал. Многозначительная тишина и потом тихий стук в дверь кабинки, где сидел Монет, рассматривая надпись
ДЛЯ ВСЕХ СОГРЕШИВШИХ И ПАДШИХ, ОБДЕЛЕННЫХ СЛАВОЙ ГОСПОДНЕЙ.
Монет забрал обратно свою медаль.
— Ты сказал об этом полиции?
— Конечно, я им все рассказал. Они думают, что знают, кто этот парень. Им хорошо знакома его табличка. Его зовут Стенли Дусетт. Он провел годы, околачиваясь с ней по всей Новой Англии. Прямо как я.
— На его счету уже были преступления, связанные с насилием?
— Несколько, — сказал Монет. В основном, драки. Однажды, он довольно сильно избил мужика в баре, после чего его обследовали в психушках вдоль и поперек на предмет психической вменяемости, включая и Серенити Хилл, в Огасте. Я не думаю, что полиция рассказала мне абсолютно все.
— А ты хотел бы знать все?
Монет подумали потом сказал:
— Нет.
— Его не арестовали?
— В полиции сказали, что это вопрос времени. И что он не очень — то умен. Но он был достаточно умен, чтобы провести меня.
— Он обманул тебя, сын? Или ты все-таки догадывался о том, что он не глухой? Мне кажется это очень важный вопрос.
Монет надолго задумался. Он не знал, был ли он честен сам с собой прежде, но сейчас он хотел получить правдивый ответ на эти вопросы. Заглянув в себя, он обнаружил там много такого, что ему не понравилось, но он старался рассмотреть все, что там было, ничего не упуская, по крайней мере намеренно.
— Я не знал, что он меня слышит, наконец сказал Монет.
— Ты рад, что твоя жена и ее любовник мертвы?
В глубине души, Монет дал немедленный ответ на этот вопрос и сказал «да». Вслух же он ответил:
— Я почувствовал облегчение. Мне очень жаль, Отец, но учитывая то, что она натворила и то, что удалось все уладить по-тихому, без суда, сделав реституцию из страхового возмещения, я чувствую облегчение после всего этого. Это грех?
— Да, сын мой. Может это будет неприятной новостью для тебя, но это так.
— Сможете ли вы даровать мне прощение?
— Десять раз ' Отче наш' и столько же ' Богородица, дева, радуйся',оживленно сказал священник. 'Отче наш' за отсутствие милосердия- грех серьезный, но не смертный.
— А ' Богородица, дева, радуйся'?
— За сквернословие на исповеди. Мы еще должны были коснуться вопроса супружеской измены — твоей измены, а не твоей жены, но сейчас…
— Вы опаздываете на ланч. Я понимаю.
— По правде говоря, у меня пропал аппетит, но, несмотря на это, я, конечно же, должен пойти и поддержать компанию. Но главное, думаю, это то, что я слишком… слишком подавлен, чтобы говорить сейчас еще и об измене.
— Я понимаю.
— Хорошо. А теперь, сын…
— Да?
— Я не хочу непременно доказать твою вину, но ты уверен, что не давал тому человеку своего позволения? Или не поощрял его каким-то образом? Потому что тогда бы мы имели смертный грех, вместо