– Это как? – не поняла Анна.

– Лучше тебе не знать.

– Костя маленький, так что пока ему ничего не грозит, – вздохнул Дохлый. – Но с января они отменяют возраст осмысленного добровольного согласия, потому что считается, что на современном этапе партнерства по определению несут любовь и счастье.

Полностью осознать фразу ломщика молодая женщина не сумела, однако ключевую мысль поняла и уточнила:

– А каков сейчас возраст добровольного согласия?

– Три года.

– Боже!

– Успокойся! – резанул Палыч. – До января Косте ничего не грозит, люди тут законопослушны.

«С такими-то законами…»

– Поскольку с детдомом не выгорело, мы пошли по следу денег, – продолжил Дохлый, плавно заводя автомобиль в довольно темный переулок. – Я изучил финансовые дела сотрудников клиники, в которой ты рожала, и выяснил, что через два дня после объявления о смерти Кости на счет главной медсестры, госпожи Кулечкиной, поступило двадцать тысяч. И точно такая же сумма поступила ей три недели назад после того, как в клинике умер еще один малыш.

– Маму того парня тоже сняли с самолета, так что мы явно имеем дело с системой, – вставил свое слово Палыч. – Самым правильным было бы установить слежку и ненавязчиво выяснить круг знакомств этой Кулечкиной, но у нас банально нет времени.

– Вы боитесь, что Костю спрячут так, что мы его не найдем? – с тревогой спросила Анна.

И ошиблась.

– Со дня на день Миграционное бюро обновит коды, и твоя фальшивая виза полетит к чертям собачьим, – угрюмо поведал наемник. – Тебя накроет первый же уличный сканер.

– Пусть высылают, – отмахнулась женщина. – Главное – найти Костю.

– Анна, поскольку ты в «черном списке», то, попавшись на подделке документов, получишь не меньше семи лет, – объяснил Дохлый. – А те красивые тюрьмы, которые показывают в документальных передачах, предназначены для граждан.

– Ты же иностранка, к тому же молодая, здоровая баба, и скорее всего свой срок будешь мотать на ферме принудительного суррогатного материнства.

– Есть и такие? – изумилась Анна.

– Говорят, – равнодушно ответил Палыч. И открыл автомобильную дверцу. – Дохлый, ты на шухере.

– Удачи.

– Спасибо, – с чувством произнесла молодая женщина, выходя из машины вслед за наемником. – Спасибо…

Но уже через пять минут поняла, что удача сегодня требовалась не только им, но и полной, еще не старой женщине с грубым, словно сложенным из булыжников лицом.

Однако обстоятельства складывались так, что повезти должно было кому-то одному: или им, или ей.

Щелк!

Выламывать дверь Палыч не стал, давить на кнопку звонка – тоже, воспользовался хитрым приборчиком, который заставил электронный замок квартиры издать громкое «Щелк!» – вихрем ворвался внутрь, стащил ошарашенную женщину с дивана, придавил коленом к полу и грубо ударил в скулу.

Хрясь!

Приглушенный стон, еще один удар и негромкое:

– Дверь, дура!

Аня послушно вернулась в коридор, закрыла входную дверь, а когда снова оказалась в комнате, главная медсестра уже была связанной и с кляпом во рту.

– Соседи?

– Всё тихо.

– Очень хорошо. – Палыч повернулся к перепуганной медсестре и… И неожиданно улыбнулся ей. Широко, дружески и очень-очень обаятельно улыбнулся. Анна и представить не могла, что желчный и грубый наемник способен на такую улыбку. – Мы из налоговой инспекции, госпожа Кулечкина, мы навели справки и с удивлением узнали, что вы частенько получаете крупные суммы денег с анонимного счета. – Пауза, чтобы до связанной хозяйки лучше дошел вопрос. – Но не волнуйтесь: спрашивать, за что приходят деньги, мы не станем, мы знаем, что вы – «ангел». Мы хотим выяснить, кто вам платит. Вы скажете?

На мгновение в глазах медсестры появилось сомнение – несмотря на страх и боль в разбитой скуле, она прекрасно понимала, о чем говорит Палыч, но уже через секунду решение было принято и Кулечкина отрицательно качнула головой.

– Вы ставите меня в неловкое положение, – произнес наемник, демонстрируя медсестре весьма неприятную мимическую игру: широкая дружеская улыбка стала медленно превращаться в очень холодный, жесткий и обещающий сильную боль оскал. – Девушка, которую вы видите рядом со мной и которую, возможно, узнали, – одна из ваших жертв. Я обещал ей помочь в возвращении сына, а вы, госпожа Кулечкина, мешаете мне исполнить взятые обязательства. Я очень прошу вас еще раз взвесить все факты и назвать мне имя.

На этот раз не было даже секундной задержки: медсестра резко качнула головой, ясно давая понять, что неизвестного делового партнера она боится гораздо больше вломившегося в квартиру наемника.

– Жаль, – подвел итог Палыч и хмуро приказал: – Анна, выйди вон.

– В коридор?

– Нет, из квартиры. – Наемник поразмыслил и добавил: – Спустись к Дохлому и не возвращайся.

Она догадалась, чем вызвано требование, но попыталась его оспорить:

– Я хочу знать, что она скажет!

– Я передам в точности.

– Палыч!

– Пошла вон, дура!

Молодая женщина еще не слышала от наемника настолько злого окрика, а потому сочла за благо подчиниться и быстро покинула комнату. Еще через пару секунд хлопнула входная дверь.

– Знаете, госпожа Кулечкина, Анна – удивительный человек. – Добившись желаемого от клиентки, Палыч вернулся к мягкому, слегка вальяжному тону. – Одно ее присутствие заставляет меня чувствовать себя грязным, но меня это устраивает. Вы, наверное, удивились, госпожа Кулечкина, но меня это действительно устраивает, потому что, чувствуя себя грязным, я понимаю, что мне не всё равно. Впервые за много лет мне не всё равно. Я воспринимаю заключенный с Анной контракт как глубоко личный и потому очень важный. Он меня задел, госпожа Кулечкина, напомнил, что я всё еще человек. Это очень важно… не знаю, поймете ли вы, но, когда я осознал, что снова могу чувствовать, я едва не расплакался… Хотя обычно плачут те, кто мешает мне исполнить принятые обязательства. – Проникновенная речь закончилась так же неожиданно, как началась. Палыч извлек из внутреннего кармана куртки кожаный футляр с тонкими, блестящими и очень-очень острыми инструментами, подтянул рукава, взял в правую руку нечто напоминающее скальпель и деловито произнес: – Если крепко стискивать зубы, боль будет чувствоваться не так сильно. Когда же станет совсем плохо – кивните, я вытащу кляп, вы назовете имя и обретете долгожданный покой. – Пауза. – И не думайте, что сможете терпеть до смерти: я – профессионал, и вы не умрете, пока не скажете, кому отдали ребенка.

– Следствием установлено, что Кирилл Раков, вступив в предварительный сговор с гражданкой Шаровой, приобрел у нее ребенка мужского пола, ориентировочно десяти-двенадцати месяцев от роду, неизвестного происхождения. Генетическая экспертиза показала, что ребенок не является родственником гражданки Шаровой. Документы на вывоз ребенка за пределы страны были изготовлены заранее, что свидетельствует о преднамеренности действий господина Ракова…

– Протестую, ваша честь! – взвился Падда. – Обвинение оперирует выводами, а не фактами.

– Протест поддержан.

– Мой клиент сообщил суду, что документы на вывоз ребенка готовила Шарова, – развил успех адвокат.

– Бездоказательно, – отбрил прокурор.

– Как и ваше заявление.

– Все знают, что господин Раков – «ангел»!

– Кто? – не понял судья.

– Так называют торговцев детьми, ваша честь.

– Советник?

– Наглая ложь, – тут же отозвался Падда. –