Несколько секунд изумленный Кирилл обдумывал вопрос, а затем, сообразив, наконец, чего от него хочет судья, уверенно произнес:

– В свободном мире подобный анахронизм не имеет смысла. Нельзя оскорблять второго воспитывающего партнера или других воспитывающих партнеров тем, что они меня не выносили. Все мои партнеры равны между собой. Я одинаково любил каждого из них.

– Сколько их у вас было?

– Какое это имеет значение?

– Вы собираетесь задавать мне вопросы?

Кирилл посмотрел на Падду, адвокат едва заметно пожал плечами, показывая, что с судьей лучше не спорить, но выглядел при этом таким же растерянным, как и клиент.

– Я ни в коем случае не хотел оскорбить вас, – промямлил Кирилл, делая адвокату знак глазами.

Падда кивнул, громко выдал: «Позвольте вопрос, ваша честь!» – и резво бросился к судейскому возвышению, следом подтянулся обвинитель.

– Родитель «ноль»? – торопливо произнес адвокат. – Ваша честь, в чем смысл вопроса?

– Мне стало интересно.

– Лично вам?

Несколько секунд судья выразительно смотрел на адвоката, после чего предельно вежливо произнес:

– Не забывайте, советник, что дело не только громкое, но и весьма деликатное, и чем больше я и присяжные будем знать о личности вашего клиента, тем проще будет вынести справедливый вердикт.

– Обвинение не возражает против дополнительных вопросов, – вставил прокурор.

– Кто бы сомневался, – грубовато отозвался Падда, почесывая коротенькую бородку.

– Что не так?

– Вопрос в вашу пользу, – ляпнул адвокат и тем вызвал неподдельное изумление у собеседников.

– Ваш клиент стыдится своих родителей? – осведомился судья.

– Ни в коем случае, ваша честь, он гордится ими, – тут же поправился Падда. – Но с вашего позволения, мы будем называть их воспитывающими партнерами, поскольку мой клиент привык использовать именно этот термин.

– Как вам угодно.

– Я как раз собирался поговорить о семье обвиняемого, – торопливо произнес прокурор. – Есть вопросы, которые я хотел бы прояснить.

– Вот и проясняйте.

– Спасибо, ваша честь.

Адвокат бросил на обвинителя кислый взгляд, вернулся за стол и почти минуту шептался с Кириллом, после чего подсудимый подвинул к себе микрофон:

– Я готов отвечать на вопросы, ваша честь.

Журналисты – а именно они составляли большую часть публики – обратились в слух и приготовились делать пометки в блокнотах.

– Вы помните вашего первого воспитывающего партнера? – осведомился прокурор. – Того, кто подарил вам жизнь?

– Нет, – ответил Кирилл, продолжая смотреть на судью. Обвинителя он подчеркнуто проигнорировал.

– Вы сирота?

– Нет, поскольку все воспитывающие партнеры были для меня родными людьми, близкими духовно и физически.

– Сколько их у вас было?

– С шести до четырнадцати лет я по очереди жил с двенадцатью партнерами, которых мне подбирала Служба ювенального распределения или предыдущие партнеры через он-лайн систему «Счастливый дом». В четырнадцать лет я получил право регистрации в системе и самостоятельно выбирал воспитывающих партнеров до достижения совершеннолетия. – Кирилл выдержал паузу, выслушивая подсказку адвоката, кивнул и продолжил: – Если обвинению интересно, среди тех, кого я выбирал в партнеры, были и женщины. Все они хорошо обо мне заботились.

– А их мужья?

– Вы имеете в виду их временных равноправных партнеров противоположного пола?

– Полагаю, да, – не очень уверенно ответил прокурор.

– У одной из женщин был такой партнер, но я его не интересовал. Он предпочитал проводить время или с женщиной, или с младшими воспитываемыми партнерами. – Заминка осталась позади. Кирилл обрел уверенность и, явно рисуясь, поинтересовался: – Если хотите, ваша честь, я могу рассказать об этом подробнее.

Журналисты встретили предложение дружным, но негромким хихиканьем.

– В подробностях нет нужды, – медленно ответил судья, потирая подбородок. – По большому счету меня интересовало одно: помните ли вы свою маму?

– Как ты там оказалась, дура?

– Оскорблять обязательно?

– Учитывая обстоятельства…

– Палыч, рот прикрыл, – жестко бросил Дохлый. После чего повернулся к Анне и соорудил на лице извиняющуюся улыбку. – Мой друг превосходный профессионал, но отсутствие у него воспитания – дополнительная плата, которую вам придется платить за сотрудничество. Или не придется: если Палыч вас достал, вы имеете право расторгнуть контракт прямо сейчас. В этом случае мы оставим за собой десять процентов от аванса за беспокойство, а остальную сумму я немедленно верну на ваш счет.

Дохлый вел себя предельно вежливо, много улыбался, судя по косвенным признакам, был опытным ломщиком, рвущим любые сети на завтрак, однако Анне он почему-то нравился гораздо меньше напарника: хмурого, злого и грубого Палыча. Улыбчивый Дохлый казался легким, слишком веселым, а в Палыче чувствовались сила и несокрушимая уверенность – именно то сочетание, в котором молодая женщина нуждалась сейчас больше всего. И плевать на манеры.

Поэтому Анна качнула головой, коротко отвечая на вопрос Дохлого, и вновь повернулась к его мрачному напарнику:

– Я делала пересадку и не собиралась покидать аэропорт. Мне говорили, что такая схема безопасна.

– Беременным здесь в принципе делать нечего.

– Теперь я это знаю.

Анна ожидала еще одной «дуры», но Палыч промолчал. То ли окрик Дохлого подействовал, то ли сжалился и не стал добивать попавшую в беду женщину.

– К тому же срок был еще маленький…

– Для них – очень удачный, – вздохнул Дохлый. – Семь месяцев – вполне можно рожать. Что, собственно, вы и сделали.

– Я об этом не подумала.

– Расскажи, как всё было, – велел Палыч, оставив без внимания глупое замечание молодой женщины.

Дохлый кивнул, показывая, что нужно подчиниться, и Анна приступила к рассказу, суть которого она излагала еще в самом первом письме наемникам.

– Схватки начались в самолете. Врача на борту не оказалось, помогали только стюарды и какая-то женщина из пассажиров, так что я едва не умерла от страха, пока мы садились. Из аэропорта поехали в больницу, кстати, весьма неплохую, ухоженную… Явно частную. Я потом еще думала, что мне повезло со страховой компанией: обеспечили идеальные условия… – Ближе к концу короткого рассказа Анна стала сбиваться, было видно, что воспоминания о тех событиях даются ей крайне тяжело. – В «Скорой» мне стало совсем плохо, так что дальнейшее почти не помню, наверное, чем-то накачали. Но я родила, мой Костя появился на свет… Я помню его крик. Я помню его голос. Я могу узнать его голос…

История прервалась коротким всхлипом, однако воды молодой женщине никто не предложил, теплого слова – тоже. Два человека, которых ей рекомендовал связанный с незаконным бизнесом одноклассник, молча ждали продолжения рассказа.

– Когда я проснулась, они сказали, что он умер. Что мой Костя умер… У меня не было визы на пребывание, поэтому страховая немедленно отправила меня домой. – Анна тяжело вздохнула. – Сначала я ни о чем таком не думала, потом удивилась, что мне не переслали тело. Написала письмо. В страховой компании ответили, что Костю кремировали, я возмутилась, решила приехать, разобраться, но в консульском центре мне сказали, что я внесена в «черный список».

– Причина?

– Махинации со страховкой.

– Ловко, – хмыкнул Дохлый.

Заявление женщину покоробило, однако от комментариев она воздержалась.

– От бабушки мне осталась квартира в центре столицы, я ее продала, а вырученные деньги потратила на фальшивые документы и ваш контракт.

– Мы получили только аванс, – уточнил Дохлый.

– У меня