Михаил Тырин

Папа, ответь!

В пятницу занятия заканчивались раньше. Лиза в этот день привычно брала блокнот-планшетку, карандаши и садились в автобус. Полчаса ехала, глядя в окно на пролетающие мимо посёлки, потом выходила на пустынном участке дороги возле указателя «Хрящеватое – 5 км». И дальше шла пешком. Шла через поле, мимо заброшенных ферм, ржавеющих в густой траве машин и тракторов.

Находила то самое место, выбирала ракурс, садилась на пенёк или просто на траву, начинала рисовать. Делала это быстро, уверенно, меняя листки на новые, а сточившиеся карандаши – на острые, заточенные. Рисунки появлялись один за другим.

Она рисовала не облака, не деревья. Из-под её карандаша появлялись бегущие солдаты, танки, пулемёты, горящие грузовики, огонь и пыль от разрывов. Она делала это и весной, и летом, и осенью. Зимой же сюда пробраться сквозь снега было сложно.

Так было и сегодня. На этот раз Лиза выбрала место среди наваленных брёвен, села повыше на склоне холма, чтобы лучше видеть ландшафт. И принялась за работу – как всегда, сосредоточенно, серьёзно, словно встала в цехе за станок.

Она рисовала, не думая, моментальные образы сами всплывали в голове, становились живыми и объёмными, проступая на бумаге. И вот уже лежат на траве полтора десятка листков, на которых будто на кадрах киноплёнки оживали события годовалой давности.

…Вот на горизонте едва заметная цепочка бойцов, полтора десятка человек. Вдруг ракурс перемещается, теперь вид с высоты – группу засек маленький негромкий беспилотник. И уже мчатся по разбитой дороге машины с чёрно-красными флажками, торчат из их окошек автоматные стволы.

Пули взбивают фонтанчики земли под ногами у ополченцев, некоторые падают, сражённые, остальные рассыпаются, отходят, прячутся в небольшом овражке…

– Дельно изображаешь, – раздался вдруг за спиной хрипловатый голос.

Лиза приглушённо вскрикнула, уронила рисунок, отскочила, едва не свалившись с ног. Она увидела невысокого седого человека с морщинистой, сильно загорелой кожей. Военная форма-горка, шапка-кубанка со звёздочкой, уголок из гвардейской ленточки на рукаве, автомат…

Да откуда он взялся-то?!

– Тихо-тихо, милая, – незнакомец успокаивающе поднял руки. – Не обижу. Я ж солдат, а не душегуб.

Лиза всё равно тихонько, мелкими шагами отступала, не сводя с него глаз. Солдат, не смущаясь, поднял с травы разбросанные рисунки, принялся разглядывать. Он придирчиво щурился, покачивал головой, иногда тихонько усмехаясь.

– Толково, толково… – проговорил он. – Всё по делу, как по чертежам. Вот тут только неверно – они не цепью шли, так не ходят, лучше россыпью. Слышь, а разреши, я тут с тобой посижу, передохну, покурю малость? А то мне ещё своих догонять.

Он аккуратно прислонил автомат к бревну, потом скинул увесистый рюкзак, отстегнул с груди рацию, чтобы проще было добраться до кармана с сигаретами. Сел на бревно и снова начал смотреть рисунки. Вдруг поднял на Лизу удивлённый взгляд.

– А ты откуда так всё знаешь? Словно с живого рисовала.

Лиза пожала плечами.

– Мне это снится, – сказала она. – Часто. Что приснилось, то и рисую – как есть.

Солдат с сочувствием кивнул, выпуская облако сигаретного дыма.

– А ещё папа часто рассказывал, объяснял, – добавила Лиза. – Я много знаю про войну и про оружие.

– Да… было дело, – вздохнул солдат. Неторопливо обвёл взглядом окрестности. – Помню историю, что здесь стряслась. Выдвинулись пацаны с востока, пешие – шли какое-то село проверить и занять. Засекли их, прижали в балке, головы не давали поднять. Наши помощь запросили – а когда она придёт? Хунта тем временем миномётную группу вызвала – чтоб безопасно с расстояния эту балку с землёй и смешать… со всеми нашими парнями. И тут уж кто первый своих дождётся…

Лиза слушала, глядя в пустоту. Рука машинально выводила на бумаге какие-то угловатые страшные силуэты.

– Безнадёга, да… – продолжал солдат. – Наши ребятки уж и не знают, что делать. Одни молятся, другие прощальные письма жёнам на телефонах набирают, третьи штабных последними словами по рации кроют. А что толку? Пока отряд соберёшь, пока технику подгонишь, выдвинешь… Чудес не бывает.

– Бывают, – уверенно отрезала Лиза. – Обязательно должны быть!

Солдат посмотрел на неё цепким внимательным взглядом.

– Оказалось – да, бывают. Оно и случилось, это чудо. Взялось, откуда не ждали. Выскочил как чёрт из табакерки – не пойми что! То ли броневик, то ли джип. Оказалось, пикап, ну грузовичок такой…

– Я знаю.

– Ага, только обшитый бронелистами и с пулемётом в кузовке. И как он шваркнул по всей этой кодле из своего ДШК – те аж в землю вросли! Сразу заткнулись, расползлись как тараканы. Ну и наши смекнули, время терять не стали. Под шумок – ползком, кустами – в лесок. Успели, пока пулемёт тарахтел…

– И все спаслись?

– Спаслись. И сами ушли, и трёхсотых утащили. Только знаешь, все да не все. Пулемётчик как раз и не успел. Ему б хоть на минуту раньше сорваться, ушёл бы. Но строчил до последней пули. Тут-то по нему и дали из двух гранатомётов. Первый мимо, а вторым… Машину пополам разорвало, а уж человека…

Солдат полез за новой сигаретой.

– А как его звали, героя этого, я даже и не знаю, – облачко табачного дыма поплыло в небо, к другим облакам – большим, медленно-величавым.

– Я знаю… – тихо, почти шёпотом сказала Лиза. И тут же отвернулась, чтобы солдат не видел, как предательски задрожали её губы. – Я знаю, как его звали.

– Постой, постой, – проговорил солдат. – Так это что выходит? Тот пулемётчик – папка твой был? А я-то думаю, откуда ты здесь такая, с автоматами и танками в голове!

– Вот такая я, – грустно усмехнулась Лиза.

– Ох, беда-беда… Ну ты не плачь, девочка. Не грусти. Батя твой сейчас с небес на тебя смотрит, слышит голос твой. Знает, что любишь его, что помнишь, а что ещё отцу надо?

– Вы правда в это верите? Я бы хотела сказать ему кое-что. Когда он уезжал, мы поругались, я даже «до свидания» не сказала. А он так и не приехал.

Солдат почему-то долго не