— Ну вот, теперь осталось только найти мешок зефирок, — хихикнула она.

Сокрушенно покачав головой после восторженного «Ура! Зефирки!» от Норы, «бесстрашный лидер» заметил:

— Если она переест сладкого, это будет твоя вина.

Пирра лукаво улыбнулась, кивнув на голограмму:

— Ты все еще можешь отказаться.

— Нет уж. Я тоже давно не был на пикнике, — хмыкнул Жон, отходя в сторону, чтобы освободить место следующей команде.

— Значит, это — твоя вина.

Он наконец-то улыбнулся, заставив сердце Пирры замереть на мгновение.

— Не, это были демократичные выборы! Ответственность коллективная.

— А у нас здесь не демократия, а абсолютная монархия.

Жон выпятил грудь и, по его мнению, гордо (на самом деле смешно, а если спросить Пирру — очень мило!) тряхнул отросшими золотыми волосами.

— Так значит, я — король?

— Точно!

— Я не позволю повесить всю вину на меня! Если я — король, то ты — моя королева!

— Жон… — прошептала Пирра, не зная, чего ей хочется больше: счастливо засмеяться и поцеловать его или убежать, пряча горящие щеки.

— Ой, я не это… — торопливо начал Жон, осознав двусмысленность своих слов.

Его сбивчивые (и совершенно ненужные!) оправдания прервал Рен, деликатно откашлявшись.

— Я думаю, Пирру лучше назвать канцлером, что стоит за троном и тайно управляет Королевством, — сказал он.

— О, круто! — воодушевилась Нора. — Тогда я — генерал! Нет — глава Охотников! Я Озпин!

— А почему не Гудвич? — поинтересовалась Пирра. От смены темы она чувствовала одновременно облегчение и разочарование.

— Она страшная, — оглянувшись по сторонам, прошептала Волкири, сделав большие глаза. — А еще у директора была кружка — в ней всегда был кофе с коньяком. Я уверена, что она волшебная — она всегда была полной. Всегда!

— И коньяка в ней было больше, чем кофе, — усмехнулся Жон.

В этот момент Пирра осознала, что все еще держит его за руку. Но прежде, чем она успела что-то с этим сделать или хотя бы решить, хочет ли она вообще это изменить…

— Йей! Ребята!

…Звонкий девичий голос раздался у нее за спиной. Пирра даже не сразу поняла, почему этот полный искренней радости голос заставил ее вздрогнуть, пуская по спине лавину мурашек, отчего споткнулось в груди сердце, сжатое ледяной когтистой лапой, а тело покрылось еле заметным аурным покровом цвета темной меди — инстинктивной реакцией на выброс адреналина, страх и боль. Осознание пришло к ней одновременно со слившимися воедино возгласами Норы и Рена:

— Руби!

Тихо охнул от боли Жон, попытался выдернуть сжатую чемпионкой руку, но Пирра лишь ухватилась за него еще крепче, неосознанно ища у него защиты; вспыхнула серебром аура Жона — не будь ее, под пальцами Никос уже хрустели бы кости.

А за ее спиной продолжалась встреча старых друзей, не видевшихся очень долгие два месяца:

— Я только что прилетела! Прямо сразу, как выписали из больницы!

— Здорово! Ты уже знаешь, к какой команде тебя припишут?

— Я надеялась оказаться с вами, ребята.

— Пирра? — взволновано прошептал Жон, наклонившись к самому ее уху, пока Нора отвлекала Руби. — Что случилось?

Вместо ответа чемпионка глубоко вздохнула, заставила себя отпустить его руку и обернулась. Она сама не знала, что собирается делать — попросить у сестры Янг и подруги Пенни прощения, упасть на колени и разрыдаться или попытаться сделать вид, что ничего не было. Какой выбор она бы сделала, так и осталось тайной, потому что взгляд будто сам собой соскользнул с Руби и поднялся выше — ей за спину. У входа в зал, чуть в стороне у двери, стояла высокая стройная женщина в платье до середины бедра, четко разделенном на две зоны: черную, снизу, и белую, сверху. Ее красивое (хотя, может быть, чересчур бледное) лицо обрамляли короткие золотые волосы, едва достающие до плеч. Директор Бикона Глинда Гудвич чуточку нервно постукивала себя по бедру длинным кавалерийским стеком, а зеленые глаза строго смотрели на Пирру, напоминая об отданном приказе.

— Привет, Руби, — тихо сказала Пирра, опустив глаза в пол.

Не обращая внимания на тихое «Пирра, я…», чемпионка отвернулась и, бросив своей команде что-то о том, что плохо себя чувствует и хочет побыть одна, торопливым шагом вышла через заднюю дверь, ведущую во двор, под злые укусы морозного воздуха. Что бы она не собиралась сказать Руби, что бы лидер несуществующей ныне RWBY ей не ответила — разговор этот должен пройти не здесь и не сейчас.

Все тем же нервным, суетливым шагом она пересекла внутренний двор. Игнорируя взгляды студентов, что решили урвать минуты отдыха перед заданием, едва не сбила кого-то с ног, пробормотала неискренние извинения и, наконец, оказавшись в дальнем углу, со вздохом прислонилась спиной к дереву, оставив позади всех.

Закрыв глаза и несколько раз глубоко вздохнув, Пирра попыталась успокоиться. Протез болел — бесчувственная равнодушная сталь пылала, будто вновь она стояла под зеленым лучом, чувствуя, как утекают жалкие остатки ауры, а на кожу капают ярко-алые капли расплавленного щита. В той боли, заполнившей ее мир, она потеряла ориентацию в пространстве, разум и память: когда луч скользнул выше, едва не распилив пополам весь огромный корабль, она не смогла вспомнить в какой стороне сидели Жон и ребята. В тот миг она была уверена, что под атакой Пенни оказались самые дорогие ей люди на свете. Ярость, гнев, боль, все напряжение последних нескольких дней выплеснулись в отчаянном ударе, нанесенном наугад. На ее удачу (или, впоследствии, к ужасу) отчаянный удар магнитными полями, почти безвредный для человека, разорвал Пенни Полендину, странную девочку из Атласа, оказавшуюся андроидом, на миллион кусочков.

Так она в первый раз совершила убийство. Так она убила подругу Руби.

Судорожно вдохнув сквозь стиснутые зубы колючий морозный воздух, Пирра повторила себе то, что твердили ей все остальные два долгих месяца:

— Я спасла жизни — десятки жизней, может быть — сотни. Мне не за что себя винить.

Разум подсказывал ей, что это было правдой.

Но тот же разум, с отстраненной безжалостностью напоминал ей, что если она не должна винить себя за смерть Пенни, то есть кое-что еще, для чего у Неуязвимой Девочки нет и не может быть оправданий.

Янг.

Когда она вышла из кабинета директора, за пару дней до турнира — растерянная, ошеломленная, раздавленная — то не придала особого значения тому, что встретила у лифта Янг. «Я сломала пару стен, — натянуто улыбаясь, соврала тогда блондинка. — Думаю, меня ждет выволочка». Ей даже в голову не пришло, что Пирра Никос может оказаться не единственной кандидаткой — она же чертова Неуязвимая Девочка! Особенная! Сильнейшая!

Поглощенная собственными переживаниями, загипнотизированная поставленным перед ней выбором, не желая приносить себя жертву, она пропустила и все остальное: «недомогание», из-за которого Янг сняла свою кандидатуру с турнира, домашний арест, наложенный на нее директором за «сломанные стены»… Пропустила все. А когда после