Острием кинжала я начал вырезать на камне свое имя.
«Эодан».
Он будет смотреть на него по меньшей мере еще два дня: мое имя, запечатленное на стене его камеры, до которого ему не дотянуться.
Деклана это позабавило. Должно быть, он вспомнил, как той ночью вырезал свое имя на камне в моем дворе, думая, что оно переживет Морганов.
Он открыл рот, чтобы заговорить, но я повернулся и присел на корточки, чтобы скрыть сильную дрожь. Я посмотрел на Деклана; на этот раз улыбался я.
– Деклан, твой сын у меня.
Он этого не ожидал.
Вся уверенность, вся веселость исчезли из его глаз. Он смотрел на меня, а я обратился в камень.
– Что ты собираешься с ним сделать?
– Научу его читать и писать, – начал я, и мой голос стал тверже. – Научу владеть словами и обращаться с мечом, уважать и почитать женщин, как он уважает и почитает новую королеву. А потом воспитаю как собственного сына. И он проклянет человека и кровь, от которых произошел. Он вычеркнет твое имя из хроник, обратит во что-то хорошее твои земли, которые были одной лишь гнилью после того, как ты родился на них. А ты станешь далекой зарубкой в его памяти, о которой он может думать время от времени, но не вспоминать тебя как отца, потому что ты им никогда не был. Думая об отце, он будет думать обо мне.
Я закончил. Последнее слово осталось за мной, вырезанное на стене.
Я встал и направился к выходу, засунув кортик обратно и разгибая одеревеневшие пальцы. Я почти добрался до двери и собрался постучать, чтобы ее открыли, и покинуть эту выгребную яму, но мне вдогонку темноту разрезал голос Деклана Ланнона:
– Ты кое-что забыл, Эодан.
Я остановился, но не обернулся.
– Ланнон… всегда Ланнон.
– Да, моя мать доказала это, разве нет?
Я вышел из камеры, но смех и слова Деклана долго преследовали меня после того, как я вернулся на свет.
Глава 15. Бриенна
Братья и сестры
За два дня до суда
– Я знаю, что не предстану перед судом, как Ланноны, – сказал Шон Аллена. Мы прогуливались по садам замка. – Но это не значит, что мой Дом не должен платить за то, что натворил.
– Согласна, – ответила я, наслаждаясь утренним солнцем. – Как только суд закончится, Изольда встретится с тобой, чтобы поговорить о репарациях. Полагаю, она надеется рассмотреть вариант, по которому твой Дом будет платить Мак-Квинам следующие двадцать пять лет.
Шон кивнул.
– Я буду делать, как она решит.
Мы замолчали, погрузившись каждый в свои мысли.
Шон родился на три года раньше меня. У нас был общий отец, Брендан Аллена, но я начинала понимать, что нас объединяли не только имя и кровь, но и в еще большей степени надежда на преобразования нашего погрязшего в злодеяниях Дома, на то, что Дом Аллена искупит свои грехи.
Я вздохнула с облегчением, когда Шон прибыл в столицу, как и обещал королеве после того, как она исцелила его на поле битвы, и сразу после приезда разыскал меня.
Брат нарушил мои размышления:
– А если королева решит, что Аллены тоже должны предстать перед судом?
Если бы Журден не убил Брендана Аллену в бою, Дом Алленов совершенно точно предстал бы перед судом, как и Ланноны, и Брендана Аллену ждала бы плаха. И хотя Шон поддержал королеву и уговаривал отца сдаться, я не сомневалась, что после коронации Изольда затеет еще одно судебное разбирательство для Алленов, Карранов и Халлоранов.
Тем не менее я пока не хотела об этом говорить. Я остановилась. При Ланнонах за садом плохо ухаживали, и он пришел в запустение.
– Шон, с тебя и твоих людей потребуют не только деньги и товары. В письме, что я получила на прошлой неделе, ты высказывал правильные мысли. Ты должен будешь сеять в своем Доме новые мысли и убеждения, из которых вырастут доброта и милосердие, а не страх и насилие.
Он встретился со мной взглядом. Мы были мало похожи, кроме высокого роста и худощавого сложения, но между нами существовало притяжение, какое бывает между братьями и сестрами. И это наводило меня на мысли о Нив, которая приходилась Шону такой же родней, как и я. Знает ли он о ней? В глубине души я считала, что он понятия не имеет о еще одной сводной сестре, потому что ткачихи Журдена долгие годы ревностно охраняли ее. Мне хотелось ему сказать, что нас не двое, а трое.
– Да, я согласен целиком и полностью, – мягко ответил Шон. – После правления отца это будет та еще задача.
Он был подавлен, и я взяла его за руку.
– Будем двигаться по одному шагу. Думаю, ты найдешь в своем Доме мужчин и женщин со схожими взглядами, которым сможешь доверять, и назначишь их руководить.
Он улыбнулся.
– Наверное, мне не стоит просить тебя вернуться и помочь мне?
– Прости, Шон, но лучше я пока останусь со своими людьми.
Я не хотела говорить ему, что мне нужно держаться как можно дальше от Дома и земель Аллены и что мое главное стремление, помимо защиты и поддержки королевы, – это оставаться с Журденом и его людьми.
– Понимаю, – кивнув, тихо сказал он.
Я опустила взгляд на наши руки, на край рукава Шона. Он носил бордовый и белый цвета Аллены, на груди красовалась вышивка с оленем в прыжке. И все же… его запястья. Мне тяжело было об этом думать, но что если мой брат тоже помечен? Что если у него под рукавом вытатуирован полумесяц? Есть ли у меня право проверить?
– Что ты думаешь о присяге на верность? – тихо поинтересовалась я.
Шон посмотрел в мою сторону.
– Я присягну Изольде перед коронацией.
– А твои таны? Они тебя поддержат?
– Четверо поддержат. В троих остальных я не уверен. Я не забываю о том, что они шептались на мой счет, когда я переметнулся, и не сомневаются в моей слабости, думают, что меня легко будет вернуть обратно.
– Шон, они осмеливаются замышлять против тебя? – В мой голос прорвался гнев.
– Не знаю, Бриенна. Но не могу отрицать, что их разговоры вертятся вокруг того, чтобы вернуть тебя к Алленам.
Я утратила дар речи.
Брат грустно улыбнулся и сжал мою руку.
– Думаю, они ставят тебя выше меня, потому что ты единственная дочь Брендана. А единственная дочь стоит десятка сыновей. Но самое главное… когда вы строили заговоры и свергали тирана, я сидел дома, в замке Дамэн, и ничего не делал, пока мой отец втаптывал в грязь собственных людей.
– Значит, ты должен что-то делать, Шон, – сказала я. – Прежде всего я посоветовала бы тебе убрать с символов Аллены полумесяц.
– Какой полумесяц?
Он недоуменно уставился на меня, и я поняла, что старший брат пребывал в полном неведении о причастности отца.
Я сделала глубокий вдох и выпустила руку Шона, чтобы идти
