Наконец мой голос затих. В глазах начало темнеть, зрение стало туннельным. Звуки битвы, казалось, долетали до меня через длинные металлические трубы.
Мэг разрубила последнего солдата Тарквиния. Это хорошо, отстраненно подумал я. Мне не хотелось, чтобы она тоже умерла. Хейзел вонзила клинок Тарквинию в грудь. Римский царь заревел от боли и упал, вырвав из рук Хейзел рукоять меча. Он рухнул рядом со стойкой информации и схватился за лезвие костяными руками.
Хейзел отступила, ожидая, что царь-зомби рассыплется в прах. Но вместо этого Тарквиний поднялся на ноги. В его глазницах едва заметно мерцал пурпурный газ.
– Я прожил тысячи лет! – прорычал он. – Ты не сумела убить меня тысячетонной грудой камней, Хейзел Левеск. И мечом ты меня не убьешь.
Я думал, Хейзел накинется на него и оторвет ему череп голыми руками. Ее ярость была такой ощутимой, что я едва ли не чувствовал ее запах, похожий на запах приближающейся бури. Постойте… Это и правда был запах грядущей бури, и к нему примешивались другие запахи: сосновых игл, утренней росы на полевых цветах, дыхания охотничьих собак.
Крупный серебристый волк лизнул мне щеку. Лупа? Галлюцинация? Нет – в магазине появилась целая стая волков, которые принялись обнюхивать стеллажи с книгами и оставшиеся от зомби кучки праха.
Позади них в дверном проеме стояла девочка лет двенадцати, с серебристо-желтыми глазами и забранными в хвост каштановыми волосами. На ней был охотничий костюм: мерцающее серое платье и легинсы, а в руках она держала белый лук. Лицо девочки было красивым, спокойным и холодным, как зимняя луна.
Она наложила стрелу на тетиву и встретилась глазами с Хейзел, спрашивая разрешения завершить начатое той дело. Хейзел кивнула и отступила в сторону. Девочка навела стрелу на Тарквиния.
– Глупый царь-мертвец, – сказала она суровым, властным голосом. – Если сильная женщина положила тебя на лопатки – лучше не вставай.
Ее стрела воткнулась Тарквинию в лоб, расколов кость. Царь застыл. Завитки пурпурного газа с шипением растворились. От того места, куда попала стрела, по черепу Тарквиния поползла огненная рябь цвета рождественской мишуры. Она распространилась и на его тело – и он рассыпался без следа. Золотой венец, серебряная стрела и меч Хейзел упали на пол.
Я улыбнулся девочке:
– Привет, сестренка. – И упал замертво.
Мир стал размытым, лишенным цвета. Больше у меня ничего не болело. Я смутно видел, как надо мной склонилось лицо Дианы, из-за плеча которой выглядывали Мэг и Хейзел.
– Его почти нет, – сказала Диана.
А потом меня не стало. Мое сознание погрузилось в омут холодной вязкой темноты.
– О нет, не смей, – резко разбудил меня голос сестры.
Мне было так хорошо в небытии.
Жизнь снова ворвалась в мое тело – холодно, грубо, болезненно. Лицо Дианы стало четким. Выглядела она раздраженной, что было весьма в ее стиле.
Что до меня, то я чувствовал себя на удивление хорошо. Боль в животе прошла. Мышцы больше не горели. Я мог свободно дышать. Наверное, я проспал целую вечность.
– К-как долго я был в отключке? – прохрипел я.
– Примерно три секунды, – ответила она. – Давай вставай, королева драмы.
Она помогла мне подняться. Стоял я еще неуверенно, но был рад обнаружить, что мои ноги способны хоть на что-то. Кожа уже не была серой. Пурпурные полосы с нее исчезли. Я по-прежнему держал в руке Стрелу Додоны, но она молчала, возможно объятая священным трепетом в присутствии богини. Или пыталась избавить свой несуществующий рот от привкуса «Милой Кэролайн».
Мэг и Хейзел стояли рядом – чумазые, но невредимые. Дружелюбные серые волки крутились у них в ногах, нюхая их обувь, наверняка побывавшую сегодня во множестве интересных мест. Аристофан окинул нас взглядом с высоты стеллажа и, решив, что ему нет до нас дела, снова принялся умываться.
Я широко улыбнулся сестре. Как же здорово снова видеть ее осуждающее лицо, на котором написано «Поверить не могу, что ты мой брат»!
– Я люблю тебя, – сказал я, и мой голос надломился от переполняющих меня чувств.
Она моргнула, явно не понимая, что ей делать с этой информацией:
– А ты и правда изменился.
– Мне тебя не хватало!
– Л-ладно, хорошо. Теперь я здесь. Даже папа не смог воспротивиться Сивиллиному воззванию с Храмовой горы.
– Значит, сработало! – Я улыбнулся Рейне и Мэг. – Сработало!
– Да, – устало согласилась Мэг. – Привет, Артемида.
– Диана, – поправила ее сестра. – И тебе привет, Мэг. – Для нее у моей сестры улыбка нашлась. – Ты молодец, юная воительница.
Мэг залилась краской. Она пнула кучку оставшегося от зомби праха и пожала плечами:
– Ну.
Я осмотрел свой живот, что не составило труда, так как мое худи было порвано в клочья. Повязки исчезли – как и гноящаяся рана. На их месте остался лишь тонкий белый шрам.
– Значит… я исцелен?
Судя по жирку, мою божественную внешность она мне не вернула. Да, слишком многого хочешь.
Диана вскинула брови:
– Я, конечно, не богиня врачевания, но все-таки богиня. И могу позаботиться о младшем братике, если у него что-то бо-бо.
– Младшем братике?!
Она ухмыльнулась и повернулась к Хейзел:
– А ты, центурион. Как ты?
Несмотря на то что двигаться Хейзел было явно больно, она преклонила колено и склонила голову как добропорядочная римлянка.
– Я… – Она замялась. Ее мир только что рухнул. Она потеряла Фрэнка. И видимо, решила, что не станет лгать богине. – Я убита горем, и у меня нет сил, владычица. Но благодарю тебя за то, что ты пришла к нам на помощь.
Лицо Дианы смягчилось:
– Да. Я знаю, что это была трудная ночь. Давайте выйдем на свежий воздух. Здесь очень душно и пахнет паленым циклопом.
На улице постепенно собирались выжившие. Возможно, инстинкт подсказал им, что нужно идти сюда, к месту, где погиб Тарквиний. Или, возможно, они пришли поглазеть на припаркованную у входа в магазин сияющую серебряную колесницу, запряженную четверкой золотых оленей.
На крышах сидели гигантские орлы и охотничьи соколы. Волки тусовались со слоном Ганнибалом и боевыми единорогами. Легионеры и жители Нового Рима топтались на месте, пытаясь оправиться от шока.
В конце квартала я увидел группу выживших, среди которых оказалась Талия Грейс. Она успокаивала плачущую девушку – нового знаменосца легиона, – приобняв ее за плечо. На Талии как всегда были черные джинсы и кожаная куртка, к отвороту которой были приколоты значки с изображением панк-групп. Серебряный венец, знак предводительницы Охотниц Артемиды, сверкал в ее растрепанных темных волосах. По ее запавшим глазам и опущенным плечам я догадался, что ей уже известно о смерти Джейсона – возможно даже, она узнала об этом не сейчас и первая волна горя уже миновала.
Я вздрогнул от нахлынувшего чувства вины. Это я должен был сообщить Талии о Джейсоне. Часть меня
