Лазарев поставил ногу на лестницу и стал подниматься к люку.

– А ты? – спросил он. – Откуда ты?

– Я храню в себе сознание и память миллионов мертвецов этой планеты. Я – все, кто умерли здесь. Я и есть эта планета, единственная жизнь на ней. Умершие здесь обрели бессмертие во мне. Я – бог.

– А я… – спросил Лазарев, на секунду задумавшись. – Я тоже должен обрести бессмертие в тебе?

– Хочешь тоже стать мной? – В голосе моря появились ехидные нотки. – Это не проблема. Твоя «Аврора» уже стала мной.

Лазарев добрался до люка, открыл его, ввалился внутрь, закрыл за собой и протиснулся к входу в кабину.

– Мне нравится, что ты решил идти до конца, – сказало море. – Я ценю хладнокровие. Это хорошее качество. Насколько я понимаю, на вашей планете хладнокровие не в почёте. А ты боишься и всё равно делаешь, даже несмотря на бессмысленность твоих действий. Это интересно.

– Жаль, что тебя нельзя заставить заткнуться, как «Аврору», – зло сказал Лазарев, усаживаясь в кресло перед пультом.

– Я тебя самого заткну, – сказало море. – Но пока мы просто поиграем. Хочешь посмотреть представление?

– Что ты называешь представлением?

Лазарев включил монитор главного компьютера, открыл программу настройки двигателей, проверил объём топлива.

– О, ты увидишь, – сказало море. – Я умею делать интересные вещи.

Море замолчало, пока Лазарев настраивал двигатели, а потом вдруг продолжило тихим и спокойным голосом:

– Разговаривая с тобой, я параллельно копаюсь в твоём сознании и изучаю историю вашей планеты, её культуру, искусство, языки. Очень интересно. Вам удалось сделать многое из того, что не успели мы. И, наоборот, вы не додумались до совершенно очевидных технологий – например, передавать мысли на любые расстояния. Забавно. Вы смогли бы избежать многих проблем.

– Как я вижу, вашей цивилизации это не очень помогло.

– Как знать, как знать. А ты не думал, что, возможно, я и есть логичное и идеальное развитие любой цивилизации? Я есть чистый разум, бог, всесильный хозяин планеты. Мне не бывает скучно, больно или обидно. У меня нет эмоций, которые мешают существовать. Кстати, мы с тобой в этом немного похожи.

– У меня есть эмоции, – сказал Лазарев, вводя в систему новые расчёты для взлёта.

– Но ты умеешь справляться с ними, осмыслять, прорабатывать и перерабатывать. Очень немногие люди на твоей планете умеют так делать. Признайся: в идеале ты хотел бы, чтобы у тебя не было эмоций вовсе. Так?

Лазарев криво усмехнулся.

Хотел бы, да.

Или нет?

Он вспомнил эту отчуждённость в общении с Нойгардом, Гинзбергом и Крамаренко после стазиса. Ведь что-то внутри подсказывало, что здесь что-то не так. Иначе эмоции сработали бы по-другому. Или нет? Или это его эмоции и он настолько охладел к людям после долгого путешествия? А если бы это была его настоящая команда, уверен ли он, Лазарев, что отнёсся бы к ним иначе?

Ему стало вдруг стыдно за себя, потому что он понял, что не знает ответ на этот вопрос.

– Я не знаю, – сказал он.

– Я решу это за тебя. Скоро у тебя не будет эмоций.

– Посмотрим, – сказал Лазарев.

– Ого, ты ещё веришь, что сможешь улететь.

– Уж постараюсь.

Море не стало отвечать. Лазарев перенастроил параметры двигателей и запустил общий тест систем модуля, чтобы удостовериться, что всё в порядке.

Ему вдруг показалось, что он говорит с самим собой.

Взглянул в иллюминатор. Ветер не стихал, в запылённом стекле расплывалось закатное марево.

– Двадцать тысяч лет назад на этом месте, где сейчас стоит твой модуль, не было пустыни. Здесь у самого берега стоял Город Белой Башни. Его называли так, потому что самым высоким его зданием была огромная белая башня с серебристым шпилем – маяк для кораблей и любимое место для путешественников по Империи. Пустынники разрушили и её. Они разрушили всё и убили всех. Они уничтожили весь мир, в котором мы жили. Видишь песок вокруг? Когда-то здесь зеленели деревья такой красоты, о которой ты не можешь даже подумать. Огромные сады с гигантскими цветами, газовые фонтаны, источающие благоухание невиданных ароматов, узкие мощёные улочки, по которым неторопливо расхаживали механические пауки. И красивое море, которое тогда приносило только отдых и радость, а не смерть. Теперь всего этого нет.

– Ты говоришь, что у тебя нет эмоций, – ухмыльнулся Лазарев.

– Это не эмоции. Точнее, это не мои эмоции. Я просто подстраиваюсь под твоё сознание, чтобы вызвать эмоции в тебе. Мне интересно, как ты себя чувствуешь и о чём думаешь. – Оно на пару секунд замолчало. – Ого. Тебе жалко этот мир.

– Есть такое.

– А мне нет. Это привело не к смерти, а к перерождению. Смерти нет. Мы все сделаны из звёздной пыли. Ты, я, твой корабль, эта планета. Мы сделаны из звёздной пыли и станем ей, когда придёт время.

– В мои планы это не входит.

– Ага, ты дрогнул. Ты не веришь в это. Твоя бравада – самоубеждение.

Чёрт, подумал Лазарев, это правда.

– И ты грустишь о своей команде. Это были очень хорошие люди, да? Ты ругаешь себя за то, что не оказал им должного внимания, не почувствовал себя частью этой команды. За то, что не испытывал к ним эмоций, какие должен был испытывать, да?

– Да. – Лазарев сглотнул слюну.

К полёту всё готово. Оставалось дождаться нужного времени. До пролёта «Рассвета» над подходящей точкой осталось полтора часа.

– Но ведь это ты. Разве плохо, что ты испытал свои эмоции? Не те, что навязаны твоим обществом, не те, которые хотели настроить воспитанием и социализацией – какое смешное слово в вашем языке, – но твои, именно твои и больше ничьи? Ты такой. Мне это нравится. Я оставлю тебя здесь.

Лазарев не стал отвечать. Он нахмурился и уставился в одну точку – в кнопку тестового запуска двигателей. Просто так, без всяких мыслей. Он сделал всё, что мог. Оставалось ждать и надеяться, что всё получится.

– Двадцать тысяч лет назад здесь была главная площадь с фонтаном, источающим разноцветный ароматный дым. Сюда приходили влюблённые пары, они сидели у фонтана и встречали закат Трёх Солнц. Такой же, как сейчас. Прошло столько времени, а закаты здесь такие же.

Лазарев по-прежнему молчал.

– А потом сюда пришли зло, смерть и огонь. Чудовища сожгли и разбомбили город. Сровняли его с песком. Обрушили в море белую башню, которая дала имя городу. Сожгли здесь всё. Убили всех, разорвали их трупы на куски и пожрали. Оплели руины этого города сетью своих отвратительных гнёзд. Здесь пахло горелым мясом и гнилью мёртвых тел. Эти страдания, эта боль и эта ненависть переродились во мне в нечто новое. В божественное. В чистый разум. Огонь рождает новый мир.

– Если ты чистый разум, – медленно сказал Лазарев, – то зачем тебе убивать меня?

– Это не смерть. Смерти нет. Я хочу, чтобы ты остался со мной, стал