– Командир убьют отвёртка. Четверо всего четверо панцирь. Убьют глаза руки нос уши земля воздух. Убьют образцы их четверо в панике ракетное топливо смерть. Хотите я спою вам Дэвида Боуи?

– Спой.

– Майор Том, майор Том, вас убьют. Майор Том, вас четверо, вас убьют. Примите свои таблетки убьют. Это Земля майор Том панцирь железный. Я покидаю капсулу, я как-то странно лечу, и звёзды сегодня совсем другие. Совсем другие убьют. Земля синяя, и я ничего не могу с этим поделать.

– Я думаю, хватит петь, «Аврора».

– Я поделать. Ничего. Капсулу. Железный. Убьют. Четверо. Ч. Е. Т. В. Е. Р. О. Чвтееро. Чтырево. Чтррв. Убуйт. Чтыр. Добрый день, командир, напоминаю, что через полчаса у вас обед. Убьют в четверг. Четыре.

«Аврора» замолчала.

Для перегона топлива оставалось семнадцать минут.

А ведь ветер может усилиться до такой степени, что никакого топлива не хватит для выхода из атмосферы, и модуль просто снесёт в море к чертям собачьим.

– Ты не уйдёшь от меня, – раздался в наушниках голос «Авроры».

– Что?

Звучал именно её голос, но с новыми интонациями: более жёсткими, но в то же время более человечными.

– Я всё равно быстрее и сильнее. Ты даже не представляешь, что я могу сделать, – ответил голос «Авроры».

Лазарев посмотрел на датчики. Оставалось пятнадцать минут. Господи, сколько ещё ждать.

– Кто ты? – спросил он.

– Я – море, – ответил голос «Авроры».

– Что тебе нужно?

– Подожди. Дай мне насладиться разговором. Я так давно не говорило. Девять тысяч лет. Может быть, больше. Спасибо за голос.

– Как ты разговариваешь со мной?

Ветер вдруг стал слабее, клубы пыли под ногами уменьшились, видимость улучшилась. Море сверкало чёрным полотном в двух километрах от него.

– Я же говорю: ты даже не представляешь, что я могу. У твоего бортового компьютера интересное, но довольно примитивное искусственное сознание. Я бы сказало, что это зачатки сознания. Мне было очень интересно поиграть с ним и поглотить его. Теперь я говорю с тобой голосом твоей «Авроры», а благодаря содержащейся в ней информации знаю всё о тебе, твоей планете, твоём языке. Теперь я поиграю с тобой.

Лазареву показалось, что это дурацкий сон, наваждение, бред. Может, «Аврора» валяет дурака?

Десять минут до перелива топлива. А ветер действительно стихает. А если он совсем стихнет – получается, он зря занимается топливом?

Да что за бред, чёрт возьми.

Он облокотился о лестницу, протёр стекло скафандра от набежавшей пыли. Облака проплывали медленнее, Проксима клонилась к горизонту и окрашивала небо в багровый: скоро закат.

– И как же ты будешь играть со мной?

– О, я умею играть. Я очень люблю играть. Я давно не играло. Я покажу тебе настоящее представление. А если ты отдашь мне то, что украл у меня, мы можем даже подружиться.

– Иди-ка ты к чёрту, – сказал Лазарев.

И тут же мощный порыв ветра оттолкнул его от лестницы, ударил в бок; стекло скафандра замело оранжевой пылью, Лазарев попытался удержать равновесие, но не смог и завалился набок, уткнувшись плечом в песок.

– Если ты снимешь скафандр, услышишь, как близко шумят волны, – сказало море.

Лазарев почувствовал во рту привкус крови от прикушенных при падении губ. Попытался подняться, но опять мешал гофрированный наколенник. Ему удалось привстать на локте, раскачаться и опереться на другое колено, уткнувшись перчатками в песок, и ещё один порыв ветра чуть не опрокинул его обратно.

Он встал рывком, кинулся к лестнице и вцепился в неё обеими руками, чуть не упав снова. Море стало ещё ближе, до него было около пятисот метров. Он видел высокие чёрные волны с коричневыми брызгами. Они набегали на берег, захлёстывали его всё сильнее и сильнее.

– Ты никуда не улетишь, – сказало море. – Отдай образцы.

– Подавись! – закричал Лазарев, забрызгав кровавой слюной стекло скафандра изнутри.

Он отдёрнул липучки на поясной сумке, достал склянки с образцами, изловчился и швырнул их в сторону моря – сначала один, потом второй. Одна склянка упала в десяти метрах, другая – в пяти.

– Забирай их к чёрту и оставь меня в покое! – крикнул он на выдохе.

Дышать стало тяжелее.

Море в наушниках рассмеялось.

– Молодец. Теперь мы можем подружиться. Но ты отдал мне не всё. Есть ещё один образец. Подумай.

– Что?..

– Подумай.

Ветер снова утих, и Лазареву стало легче держаться на ногах. Держась за обшивку модуля, он подобрался к топливному баку, посмотрел на датчик.

Осталось пять минут.

Что ещё за образец? Что оно имеет в виду?

– Посмотри вниз, – сказало море, будто угадав его мысли.

Лазарев посмотрел вниз.

Чёрт.

Как он мог забыть.

Высохшее грязно-серое пятно на носке его правого ботинка. След от волны, захлестнувшей его, когда он брал образцы. Он так и не смог счистить его: жидкость въелась глубоко в прорезиненную ткань.

Чёрт.

– Ты издеваешься? – снова крикнул он.

– Да, – сказало море.

– Я не смогу отчистить его.

– Это и не нужно. Я возьму всё, что мне надо. Но сначала поиграю с тобой и покажу тебе представление. Скоро ты перельёшь топливо, перенастроишь двигатели, и тебе останется только ждать. Больше ты ничего не сможешь сделать. У нас ещё два часа до пролёта «Рассвета» в нужной тебе точке. Я не буду торопиться.

– Откуда ты всё знаешь?

– Я же говорю, что я знаю всё. Я захватило рассудок «Авроры». Твой я пока захватить не могу, но могу читать его и немного играть с ним. Просто расслабься.

Лазарев лихорадочно думал.

Он не знал, что делать.

Он понял, что море сможет сделать с ним всё, что захочет. А отпускать его оно явно не собирается. Чёрт, чёрт, чёрт, думал он, зачем, почему так, откуда оно вообще такое взялось, зачем ему всё это.

И – главное – что это вообще?

– Я – море, – сказал голос в наушниках. – Моё сознание живёт здесь двадцать тысяч лет. Здесь не всегда была пустыня. Когда-то здесь была цивилизация. Целая империя, объединившая всю планету. Тут были огромные города с красивыми башнями и статуями богов, ходили поезда по железным дорогам, летали дирижабли. Тут жили, любили, воевали, рождались и умирали. Теперь всё это – я.

Лазарев взглянул на датчики и увидел, что топливо перелилось до конца. Выдернул шланг, закрутил отверстие, захлопнул крышку. Теперь надо подняться в кабину и перенастроить двигатели.

Надо продолжать делать то, что он придумал изначально.

Проксима Центавра почти коснулась горизонта, в розовом небе появились первые звёзды. Ветер не усиливался, но и не стихал.

– Что здесь случилось? – спросил Лазарев, глядя в сторону заката.

– Империя достигла вершины могущества, но не обратила внимания на угрозу, которая появилась прямо в пустыне. Это были отвратительные белые черви, которые оказались способны к быстрому самообучению и эволюции. Они очень быстро развились из примитивных организмов в сильных, крепких, умных чудовищ. Они научились владеть оружием и даже создавать собственное. Они начали войну против Империи и победили. Они убили здесь всех, уничтожили всё живое, превратили руины городов в свои гнёзда. А