Уже пару минут спустя мы разговаривали с Эвером в низком полуподвале с единственным слепым окошком — об этом помещении я также раньше не подозревала.
— Расскажи мне о ней все, что знаешь, — попросил Дин вполне мягко.
Сначала парень завел ожидаемое:
— Дочка моей тетки, с детства умом ущербная… и немая… вот… Добрая вдова одна о ней заботилась, да померла вот…
— Не то. Правду говори, — рыкнул Дин.
Парень стиснул зубы.
— Расскажи, как вы нашли девушку, как додумались ее заклясть покупным заклятьем и сюда привезти. Пока не расскажешь — отсюда не выйдешь, мое слово.
Эвер рванулся к дверям, Дин одним движением отбросил его обратно к стене. Еще раз рванулся — с тем же результатом. У Эвера треснул рукав на рубахе. Дин явно был тяжелее и сильнее, и шансов против него у Эвера было немного. Но сыну мельника было что терять, и он решил вести себя по партизански — молчать, "невзирая на…"
Я умоляюще сложила руки, знаками попросила Эвера: расскажи! Он отвел глаза. Конечно, было бы ради чего папаню подводить, бастард именьский всяко же не убьет…
То есть, здесь тупик.
Я стала знаками показывать Дину: пообещай ему сохранить все втайне! Похлопала себя по губам, по ушам, кривлялась по-всякому — я тут скоро запросто мастером пантомимы стану, не иначе. Впрочем, Дин понял быстро:
— Вот что, обещаем тебе, все, что скажешь, останется между нами. Никто не узнает, что ты нам что-то рассказал. Э… вот еще, — Дин вынул из кармана желтый кругляш, кинул Эверу, тот поймал, — это тебе за правду, целый золотой дирр, неплохо ведь, а?
Эвер вздыхал и молчал. Дин играл скулами, и, мне казалось, охотно приложил бы кулак к физиономии "братца", но пока продолжал заниматься дипломатией.
— Ей ведь помочь надо, ни за что страдает, — сказал Дин просительно. — А о тебе никто не узнает, клянусь. И семья твоя не пострадает. Нам только все знать нужно. Прошу тебя, не гневи Провидение своей гнусной ложью — да-да, это именно гнусная ложь, хуже поклепа, раз ты правду знаешь и молчишь.
— Именьскую клятву дай, — хрипло сказал Эвер.
— Ты в уме? — хмыкнул Дин. — Я же не имень.
— Так я и поверил. В деревне все знают, что ты именьский сын.
— Тьфу ты, да неужто?..
— Давай я поклянусь, — сказала Дана. — Демоны, да вы, я вижу, по позорному столбу скучаете, и ты, и папаша твой! Но я поклянусь, а Провидение само рассудит.
И как она появилась, неслышно, как тень? Это при том, что за дверью, я видела, улегся верный Фор — караулить.
— Сказал же тебе… — буркнул Дин, но и только.
— Я поклянусь, — повторила Дана, кладя на грудь левую руку. — Я, Дана Керра, старшая дочь именя Керра, приношу тебе, Эвер, клятву моей семьи, освященную кровью моих благородных предков…
Клятва была длинной — Дана говорила, не торопясь, минуты три, Эвер потел и тяжело дышал. А едва она умолкла, сразу стал рассказывать, несколько сбивчиво, но, в общем понятно и правдиво.
Когда он закончил, Дин какое-то время молчал, осмысливая, потом спросил у меня:
— Все правильно?
Я кивнула.
— Отпустите теперь, а? — проскулил Эвер.
— Проваливай, — велела Дана.
Эвер метнулся к двери, выскочил, чтобы тут же наткнуться на угрожающе рычащего Фора. Дин выглянул, тихонько свистнул — пес тут же умолк, а Эвер убежал — мы слышали дробный стук его подметок.
— Надо бы с Митриной повидаться, — Дана задумчиво кусала губы. — Поехать бы к ней прямо сейчас, да нас без толпы охраны ни за что не выпустят, и объяснений спросят, надо нам оно? Сюда позовем. Это ничего, я и раньше с Митриной виделась, отец знает. Матушка к ней часто обращалась, потому отец ее и терпит, хоть сам и невысоко ставит, — она усмехнулась, — думает, что деревенская знахарка только отвары от кашля варит да гадальные камни рассыпает. Митрина таким, как мой отец, свои умения не сильно показывает, говорит, для них ученые маги есть…
— Думаешь, разрешит имень?
— А как же. Я поклялась все по его сделать, а прочее его не волнует вроде бы. Вот хочу я со знахаркой потолковать, почему бы не побаловать меня напоследок. А откажет — такое устрою! Там еще тарелок много осталось. А маг-лекарь мена огорчать запретил…
— Э, ты осторожней. А то велит имень магу тебя успокоить…
— Нет, он меня перед свадьбой обижать не рискнет, я же княжеская невеста.
Дана все это сказала совершенно спокойно, словно обсуждала с Дином, не попускать ли им бумажные кораблики.
— Все равно, сначала по-хорошему попроси, не дразни собак, — настаивал Дин.
— Да понимаю я! Ждите меня наверху, пойду отправлю наездника за Митриной! Может, отцу это и неинтересно, он и внимания не обратит. А вот если бы мы таились — обратил бы! — и она убежала, а мы с Дином вернулись в ее покои.
Впрочем, долго дожидаться ленну нам не пришлось, и вернулась она довольная, сообщила:
— Все хорошо. Я отца встретила, у него и спросила, какого наездника послать за знахаркой. Он сам и указал, какого, да еще велел ему поторапливаться.
Ее взгляд задержался на моих руках — дожидаясь ее, я почти почти бездумно сгибала и разгибала лист бумаги, и только сейчас заметила, что сложился бумажный кораблик. Тогда я доделала кораблик и с улыбкой протянула его ленне.
Она с таком потрясении уставилась на бумажную игрушку, что мне стало не по себе.
— Что… как это?.. Откуда ты это умеешь?
Я даже растерялась. Да всю жизнь умела, с далеких моих дошкольных лет! Кто же не умеет кораблики складывать?..
Впрочем, здесь ничего подобного я, и впрямь, не встречала. Здесь бумага дорогая, ее хранят в ящичках и на такие забавы не тратят.
— Мне такие дед делал, выдохнула ленна. — И показывал, как, но я не запомнила. А ты, кто тебя научил?! Ну скажи, кто?!
— Тихо, Дана, Дана, — Дин обнял ее. — Не твой дед, конечно, но… послушай. Мы тебе еще кое-что рассказать должны, — он посмотрел на меня виновато, — ты же поняла, что Камита нездешняя, да?
— Я поняла, что ее какой-то магией в лес забросило, а вот откуда она… Эх, Камита, ну ты же вроде совсем не дура, почему такая неграмотная, пишешь еле-еле? А раньше утверждала, что вообще не умеешь…
— Так она нашим буквам всего несколько дней учится, Дана. А так она вполне грамотная, те каракули, что твой дед писал, легко читала, по-моему. Она его книгу одну нашла, ту, в коричневой коже.
Я так и замерла. Он знает мой секрет? Но ведь при нем я никогда не читала ту тетрадь!
— Прости меня, Камита. Я видел, как