* * *
Левашёв напомнил о себе весьма некстати: всего четверть часа назад от неё ушёл князь Полоцкий. Ушёл после того, как долго, пристально всматривался в её картины, изображавшие чернокудрую девушку-поселянку, лица которой Анна так и не увидела и не смогла изобразить. А вот другие люди были выписаны весьма точно и тщательно: молодая пара, что подобрала девочку в лесу, женщина, которая расчёсывала ей волосы, паренёк, влюблённый в подросшую красавицу, её подруга-соперница…
Князь ничего не сказал, лишь смотрел, стиснув зубы: она заметила, как на лбу его выступили капли пота, и снова испугалась, не болен ли её гость. Но Полоцкий ничего не ответил на её расспросы, сказал только, что эти полотна — именно то, что он надеялся увидеть.
— Но что это значит, князь? — не утерпела она. — Вы всё время говорите загадками! Я ничего не понимаю…
— Я обязательно всё объясню, Анна Алексеевна, однако, боюсь, если я так долго буду оставаться в ваших покоях, это будет выглядеть по меньшей мере странно.
— Но где же и когда мы сможем увидеться и поговорить? — с дрожью в голосе спросила она. — Мой супруг часто уезжает из дома по делам, возвращается поздно — я располагаю временем…
В волнении она забыла, как ещё недавно в разговоре с доктором утверждала, что дом и заботы о детях отнимают все её силы.
— Я подумаю, — тихо ответил Полоцкий. — Я не имею права бросать тень на вашу репутацию.
Анне хотелось воскликнуть: «Да мне нет дела до репутации!», но она сдержалась, понимая, что князь, пожалуй, будет этим весьма фраппирован.
— Вы правы. Но я наверняка не усну ещё много ночей, пока не пойму, что же вы хотели увидеть в моих картинах… И отчего портрет моей матушки так поразил вас.
При этих словах Вацлав Брониславович снова поднял глаза на портрет Алтын; взор его слегка затуманился.
— Дело в том, что я знал её, Анна Алексеевна. Ещё до того, как она познакомилась с вашим батюшкой.
Анна на миг отвернулась и прижала ладони к полыхающим щекам.
— Значит… — прошептала она. — Значит, вы могли бы рассказать…
— Постойте! Это займёт не одну минуту! Да, я расскажу вам о ней, и, предупреждаю, поверить в это будет довольно сложно, — Вацлав улыбнулся, с беспокойством вглядываясь ей в глаза. — Поэтому я и пытался познакомиться с вами: ваша матушка просила меня об этом.
— Так вы… Вы были её возлюбленным? И вас не убили тогда, в лесу? Отец рассказывал, что когда нашёл её, то у неё на рубахе была кровь; он ничего не знал, но я решила, что на вас напали… Её спутника убили, а она сумела убежать — тогда папаша спас её, в той чаще. Это было майской ночью, он возвращался с мельницы. Но, значит, вы выжили?
Полоцкий покачал головой, в его взгляде мелькнуло удивление.
— Я ничего не знаю о той ночи. Если с вашей маменькой кто и был, то это не я.
— И вы не были её женихом? — прямо спросила Анна.
— Не был, — он слегка улыбнулся. — Но, смею надеяться, я всё же неплохо знал её.
Сердце у неё упало. Значит, князь Полоцкий, как и её отец, до безумия влюблён в Алтын Азаматовну! Анна не думала сейчас, как дурно с её стороны ревновать к пропавшей матери, которой, возможно, и в живых нет — она лишь чувствовала, что отчаянно несчастна. И когда Полоцкий удалился, пообещав сделать всё, чтобы они вскоре увиделись, настоящей радости она не испытала.
Она проводила Вацлава Брониславовича и доктора до передней; уже когда Полоцкому подавали плащ и князь протянул за ним руку, стоя к ней в профиль — какое-то неясное воспоминание мелькнуло в её мозгу… В передней было достаточно темно, свет исходил только от шандала с пятью свечами. Этот решительный профиль, длинные тёмные волосы, тени на бледной коже, вскинутая рука…
Анна бросилась наверх, к своим картинам — тем, что были спрятаны в нише и не показывались никому. Это должно быть где-то здесь… Она не вспоминала про тот случай уже давно, ведь с тех пор произошло столько событий: смерть отца, свадьба, рождение близнецов… И когда увидела впервые князя Полоцкого и услышала его голос, ей, разумеется и в голову не пришло…
Вот! Вот оно! Ну, господин Полоцкий, что вы на это скажете?
Перед ней была её старая картина, написанная сразу после помолвки с Владимиром. Теперь ей было непросто восстановить в памяти те события, но Анна припомнила, что, кажется, к ней прилетал ворон, а потом — потом была та странная болезнь, галлюцинации, борьба с кошмарными видениями, и наконец — картина, где поселяне гнали чернокудрую девушку и собирались побить её камнями. Только лишь один человек вступился за неё…
Анна отступила на шаг назад, придирчиво вглядываясь в фигуру князя на картине. Разумеется, это он — только одет в простую крестьянскую рубаху, телогрейку, на ногах — онучи и лапти. За все сокровища мира она не смогла бы ответить, почему изобразила Вацлава Брониславовича в таком облачении — и как у неё вообще получилось написать именно его.
Она перевела взгляд на портрет матери. Казалось, Алтын неотступно следила за ней и ласково улыбалась при этом. Анна смотрела на неё долго-долго, так, что ей почти начала слышать голос Алтын; к ней даже пришла уверенность, что, если бы она где-то наяву услышала этот голос, то непременно бы его узнала.
И мало-помалу перед её внутренним взором вспыхнули новые образы; Анна прикрыла глаза, чтобы лучше запомнить то, что запечатлело воображение — это было так ярко; её рука только успевала воплощать увиденное на холсте.
Крестьянская изба, просторная, чисто выметенная, с дубовыми лавками, добротным и крепким столом… В окно льётся свет луны, на полатях спят дети, за занавеской, вероятно — родители. Одна из дочерей — высокая тоненькая девушка-подросток с пышными чёрными кудрями только что встала с постели: ей не спится. Она стоит перед зеркалом, разглядывая себя; лица её не видно, но по напряжённой позе, по тому, как она всматривается в своё отражение ясно, что она чего-то боится. Льняная рубашка почти соскользнула с её плеча; девушка протянула руку, чтобы поскорей поправить лёгкое одеяние. Девушка с чёрными кудрями не видит, что
