***
Злата прерывисто вздохнула и глянула в окно. Там мерцал тонкий серпик месяца, светлый и хрупкий, точно хрустальный: казалось, стоит чуть стиснуть его в руке — и он сломается. Тоскливый, полный страха волчий вой донёсся со стороны болота… Что же она сидит без дела? Ведь оставалось совсем мало времени, а ей надо окончить письмо и передать его верному человеку — а уж тот отошлёт его Всеславу. Возможно, уже завтра будет поздно.
"Но, как ты знаешь, Всеслав, теперь моя дочь совсем взрослая, а я… Я так и продолжаю бояться даже думать встретиться с ней в человеческом воплощении лицом к лицу. Да и от Кати я уж несколько лет не получаю весточек. Решила ли она, что наша переписка уже не нужна? Или она больше не живёт в доме Алексея Петровича? Это мне неизвестно. И, как я рассказывала тебе, моя тоска по Анне стала столь сильна, что я таки позволила себе повидаться с нею. Вернее, первый раз это произошло помимо моей воли: Анна смогла увидеть меня и воплотить силой своего дара! Она запечатлела меня, как наяву: значит, у неё, так же, как и у меня, бывают видения! Она умеет оживлять написанное на холсте! А Катя утверждала, что она вовсе ничем не отличается от остальных детей!
Я поняла, что ничего не знаю про мою дочь. Ты очень помог мне, когда сообщил, что у неё есть мачеха и младшая сестра — верно, та светловолосая девушка, что я видела в спальне рядом с ней! А ещё с тех пор меня терзала тревога: с Анной не всё так просто и ясно, как мне писала Катя. Либо она ничего не замечала в её поведении, либо… Но я не знаю, что тут ещё сказать. Не ведаю, зачем ей обманывать меня.
Потом, когда на меня свалилось известие о смерти Алексея Петровича и замужестве Анны, я страшно перепугалась… Мной овладело предчувствие опасности. Отчего-то мне кажется, что ничего доброго не выйдет из её брака, а ещё — что она страшно одинока.
Всеслав, я от всей души надеюсь, что хотя бы ты сможешь сблизиться с её молодым мужем и стать если не самым близким, то хорошим знакомым Анне. Я верю, что исполнишь мою просьбу!
А теперь я объясню, почему решила всё откровенно тебе рассказать. Напрасно я пренебрегла твоею просьбой оставаться в твоём поместье и никуда не выходить. Они всё же нашли меня — после стольких лет. Выследили. Сёстры всё это время не выпускали меня из виду, и, как я и боялась, она знают про Анну, знают, что она — одна из нас!
Но теперь кое-что изменилась. Я давно уже не с ними, я приняла крещение; они не могут просто прийти и забрать меня. Но я предала наш род, поэтому Она всё равно не оставит меня в покое. Мне придётся пойти с ними первой же майской ночью; если я этого не сделаю, Она попытается добраться до моей дочери.
Прошу, Всеслав, если я не вернусь — не оставляй Анну! Ты обещал. Возможно, когда-нибудь ты покажешь ей это письмо и расскажешь обо мне. Ради Бога, прости меня.
Твоя Злата".
Едва дочитав письмо, человек сжал его в кулаке и спрятал на груди. «Мне придётся пойти с ними первой майской ночью». Нынче же пятое число сего месяца! Это значит, поздно, всё уже поздно!
Оконная рама распахнулась так резко, что стёкла чуть не вылетели; Всеслав, одетый в дорожный костюм, легко перемахнул через подоконник и спрыгнул вниз с высоты второго этажа. Он приземлился в настороженной позе, мгновение помедлил, оглянулся — никто на него не смотрел. Как безумный, Всеслав бросился по дороге к лесу. Едва ворвавшись под деревья, человек в дорожном костюме начал обращаться, на бегу меняя обличье с человеческого на волчье, ибо в людской шкуре он никогда ни смог бы добраться до нужного места так же быстро. Хотя поздно, всё равно уже поздно! Ах, Злата-Злата!
* * *
Когда Анна, всё ещё прихрамывая, с помощью Любы добралась, наконец, до постели — отдохнуть ей так и не удалось. В спальню влетела Катерина Фёдоровна, бледная от усталости, со сверкающими бешенством глазами.
— Анна, где Владимир Андреевич? — спросила она таким требовательным тоном, точно граф Левашёв был её супругом, а не падчерицы.
— Откуда мне знать, Катерина Фёдоровна? — пожала плечами Анна. — Верно, граф скоро вернётся — спросите его сами, где он был.
— Вы вместе ушли из дома! — нервно выкрикнула мачеха. — Он не был рядом с Элен! Отсутствовал, когда его дети появлялись на свет, и даже не знает, что Бог послал ему близнецов! И всё из-за тебя!
— Из-за меня?! — поразилась Анна.
Ах, ну да, они же с Владимиром вышли почти одновременно, вот мачеха и пришла к такому выводу. Анна начала было объяснять, что Катерина Фёдоровна ошибается, но вдруг почувствовала непривычное раздражение.
— Вообще же, как бы там ни было — вас не касается, вместе мы ушли с Владимиром Андреевичем или порознь. В конце концов, я его жена!
— Ах, вот как ты заговорила, — протянула мачеха, оглядывая Анну прищуренными глазами. — Вспомнила вдруг, что ты законная супруга, решила на графа права предъявить? Ничего не выйдет, милая! У Элен дети от него! И ты у неё это право не отберёшь!
Катерина Фёдоровна подскочила к её постели — она казалась сейчас уже не разгневанной женщиной, а рассвирепевшей львицей; Анна невольно содрогнулась. Вдруг ей припомнился прощальный взгляд мачехи прошлой ночью. Неужели она задумала каким-то образом сделать Элен законной супругой графа Левашёва?! Но как это возможно, и что тогда ждёт её, Анну?
— Что вы хотите от меня, Катерина Фёдоровна? — слабым голосом прошептала она. — Вы же знаете, что Элен и Владимир Андреевич…
— Да, знаю — а тебе не позволю у моей дочери единственное счастье отобрать! Смотри, Анна, лучше и не пытайся! Мы как в Петербург вернёмся, так к тебе на первом же балу снова толпа воздыхателей, небось, сбежится. Вот с ними и утешайся, а у Элен он один — во всём белом свете! И ты не смей сюда вмешиваться!
— Что вы такое мне советуете? — пробормотала Анна, стараясь не расплакаться от стыда и унижения. — Разве я падшая женщина, что вести себя… вот так?!
Господи, и эту женщину она, если и не любила, то
