– Отвечайте на вопрос! – повернулся к обвиняемому дознаватель.
– Да, – еле выдохнул обвиняемый.
– Повторите!
Ответом ему было молчание. Похоже, бедолага не выдержал напряжения и лишился чувств. В принципе, неудивительно. Экспресс-допрос от Михальского и его подручных зрелище даже для зрителей малоаппетитное, а уж испробовать его на себе я и врагу не пожелаю. От него даже ко всему привычные степняки, которых трудно удивить пытками, плывут на допросах как благородные воспитанницы монастырей. Единственным моим условием было обойтись без членовредительства, чтобы не покалечить мерзавца раньше времени, но с этим они справились.
Тут с шумом распахнулись двери и в зал, где происходило действо, вошла герцогиня Клара Мария в сопровождении нескольких придворных дам. Матушка против обыкновения выглядела весьма бодро, что, судя по всему, стало сюрпризом для некоторых из присутствующих.
– Прошу заметить, господа, – громко воскликнул я, парируя возможные инсинуации. – Как только Её Светлость перестала принимать снадобья, изготовляемые обвиняемым, её состояние сразу улучшилось!
– Внести это в протокол! – кивнул дознаватель.
Секретарь тут же послушно заскрипел пером, а сидящий от меня по левую руку Юлий Эрнст поморщился как от зубной боли. Тем временем, для герцогини принесли кресло, которое поставили между моим и предназначенным для её мужа. Для этого нам пришлось на какое-то время подняться и, воспользовавшись моментом, матушка шепнула мне:
– Иоганн, умоляю, остановитесь!
– Что?!
– Сын мой, прошу, не переходите грань, после которой отступление будет невозможно.
– Боюсь, что я вас не понимаю.
– Ваше Величество, неужели вы думаете, что тень, которую этот процесс, несомненно, бросит на дом Вельфов доставит мне удовольствие? Иметь деверя-отравителя… благодарю покорно!
– Неужели быть отравленной по наущению родственника лучше?
– Право, Иоганн, – робко вмешался Август, ставший невольным свидетелем нашего разговора. – Вы преувеличиваете вину моего брата. Конечно, этот негодяй Штайнмаер втерся к нам в доверие, и мы проявили непростительную близорукость, признаю это. Но, может быть, не стоит доводить ситуацию до крайностей? Наше положение и без того шаткое…
– Шаткое?
– Более чем! Увы, многие считают, что мы с братом не должны были занимать престолы, ибо есть и иные представители нашего рода. Если этот процесс зайдет слишком далеко, у них в руках появится оружие против нас.
– Этого нельзя допустить! – веско добавила герцогиня.
– Кажется, нам есть что обсудить, – хмыкнул я, возвращаясь в кресло.
– Тогда, может быть, объявить перерыв?
– Так объявите! Вы же тут… главный.
– Перерыв, – тут же провозгласил обрадованный Август Младший. – Суд удаляется на совещание!
Через пару минут, мы, то есть я с матушкой, и отчим с Юлием, собрались в тесной комнатке, примыкающей к залу, где проходила супрема.[124] Братья герцоги выглядели одинаково сконфужено, но если на лице Августа светилась надежда, то герцог Данненбергский откровенно злился. Ну, ничего-ничего, сам виноват!
– Ваши Светлости, – с легкой ленцой в голосе начал я. – Надобно вам знать, что покушений на Нас совершено уже столько, что Мы давно потеряли им счет. И, видит Бог, Мы не стали бы придавать ещё одному слишком уж большого значения, если бы целью этого негодяя не была Наша благородная матушка, присутствующая здесь герцогиня Клара Мария. Посему, Мы настаиваем на примерном наказании всех причастных к этому гнусному преступлению. Надеюсь, вы понимаете, в чем Наша воля?
– У вас нет права суда на здешних землях! – затравлено огрызнулся Юлий Эрнст.
– Милостивый государь, – усмехнулся я ему в лицо. – У Нас в руках отравитель, лишь благодаря воле Провидения не сумевший осуществить своего дьявольского замысла. Ваше покровительство ему общеизвестно и не нуждается в доказательствах. Скажу прямо, единственная причина, по которой Вы, любезный дядюшка, до сих пор живы, это заступничество моей матушки.
– Вы не сможете меня осудить!
– А кто говорит о суде? Вы, кажется, запамятовали, что всякий благородный человек может потребовать от равного себе сатисфакции, сиречь, удовлетворения. Сейчас мы выйдем в зал, и я при всем честном народе брошу Вашей Светлости вызов. Причем, сделаю это в такой форме, что вам не останется ничего, как принять его.
– Коронованные особы не дерутся на дуэлях!
– Коронованные особы не ходят с битыми физиономиями!
– Вы не посмеете!
– Хотите проверить?
– Иоганн, сын мой, – поспешила вмешаться Клара Мария. – Не стоит так горячиться. Герцог Юлий Эрнст – разумный человек и мы, наверняка, сможем прийти к приемлемому соглашению.
– Простите, матушка, просто, когда я думаю, что какой-то негодяй покушался на вашу жизнь, выдержка мне изменяет.
– Нет никаких доказательств, что мой деверь был посвящен в этот ужасный замысел. Более того, я просто отказываюсь верить в такую возможность!
– Я придерживаюсь той же позиции, – поспешил присоединиться к мнению жены Август.
– Ну, хорошо, – я сделал вид что сдаюсь. – Я готов прекратить дознание, и удовольствоваться казнью одного обвиняемого, но при трех условиях.
– И каких же?
– Ваш брат, сейчас торжественно поклянется на библии, что не имел злого умысла в отношении моей матери, и не будет иметь подобных замыслов в будущем!
– Считайте, что оно выполнено!
– Простите, но я желал бы услышать это от него.
– Сама постановка вопроса кажется мне оскорбительной, – пробурчал Юлий Эрнст, – но ради мира в нашей семье, я готов пойти на это.
– Прекрасно. Полагаю, что второй пункт также не вызовет возражений. Мекленбург и Брауншвейг составят оборонительный союз. Всякий напавший на любое из наших княжеств, будет считаться агрессором, покусившимся на оба.
– Но…
– Повторяю, союз чисто оборонительный. Если любой из его участников вздумает сам затеять войну, то другой волен присоединиться к нему или соблюдать нейтралитет. Не думаю, что у императора найдутся возражения против подобной формулировки. Кроме того, я готов оказать вам помощь, если вы вдруг решите восстановить свой суверенитет над Вольным городом Брауншвейгом.
– Это очень заманчивое предложение, но о какого рода помощи идет речь?
– Я говорю о радикальном решении вопроса. У меня есть некоторое количество специалистов, по проведению подобных операций. Надеюсь, все присутствующие слышали о Смоленске, Риге и Азове?
– Да. Слава о Вашем искусстве гремит по всей Европе. Пожалуй, мы благодарностью согласимся принять эту помощь. Правда, брат?
– Конечно.
– Замечательно. Таким образом, остается третье условие. Вы оба должны будете передать моей матушке некоторые земельные владения, которыми она будет вольна распоряжаться по своему усмотрению. В конце-концов, именно она – пострадавшая сторона.
– Собираете приданное для своей… дочери? – осклабился Юлий Эрнст, все же не решившийся назвать её приблудной.
– А вот это не ваше дело, любезный. Хочу сразу заметить, что условия либо принимаются, либо нет. Никакого торга не будет.
– И как велики эти «некоторые владения»?
– Могу сказать лишь, что они значительно менее ценны, нежели город Брауншвейг. Итак ваше слово?
– Вы не оставляете нам выбора!
– Увы. Не я затеял это гнусное дело, дядюшка. Так что вам грех жаловаться.
– Ладно. Мы согласны.
– Вот и славно. Теперь давайте вернемся к нашему злоумышленнику, он, вероятно, уже заждался.
– Но, мы ведь ещё не условились о виде казни…
– Что, простите?
– Ну, как
