Пожалуй, самое умное, что он мог сделать сейчас, это скрыться на время и подождать пока всё не уляжется. Судя по всему, король Фридрих проиграл и не удержится на Богемском троне, а император Фердинанд, и раньше не отличавшийся христианским милосердием и всепрощением, станет преследовать его сторонников. Так что прятаться надо получше, а для этого нужны деньги. И взять их можно только в одном месте…
Пражский град встретил остатки армии протестантов хмуро. Потерявшие своих близких, предались горю, прочие же задумались, как им жить дальше. Добровольцы из немецких княжеств в большинстве своем, как-то быстро растеряли весь свой религиозный пыл и, не задерживаясь, покинули земли Богемии, оставив бывшего курфюрста Пфальца один на один с его проблемами. Тот, впрочем, так же не стал искушать судьбу, и принялся готовиться к отъезду. Многие видные представители чешских сословий, в особенности «отличившиеся» при дефенестрации[82] последовали его примеру.
Впрочем, Вацлаву Попелу не было до этого никакого дела. Вернувшись в Прагу он первым делом направился в гетто, рассчитывая получить с ростовщика ещё хоть немного денег, необходимых ему для бегства. Подойдя к знакомому дому, бывший студент постучал в дверь, но ему никто не открыл. Рассудив, что обитатели его не слышат, он стал стучать громче, затем, выйдя из себя, принялся колотить в дверь рукоятью шпаги, ногами и даже своим ржавым шлемом, пока, наконец, не выбился из сил.
– Ясновельможный пан кого-то ищет? – осторожно поинтересовался выглянувший из окна соседнего дома еврей.
– Да, – встрепенулся молодой человек и с надеждой посмотрел него. – Мне до крайности нужен пан Петцель.
– Таки не только вам, – сочувственно вздохнул сосед.
– Простите, я не понимаю…
– А что тут понимать? Этот старый гешефтмахер, распродал векселя сторонников короля, когда те ещё побеждали, погрузил свои пожитки на повозку, да и был таков! И вот теперь его нет, а долговые расписки, по которым никто ничего не заплатит – есть! И что теперь с этим всем делать? Нет, я вас спрашиваю, юноша!
– Он что, уехал? – широко распахнул глаза Вацлав.
– Господи, так, а я вам о чём толкую?! Конечно, уехал и теперь, наверняка, думает, что он самый умный. И знаете, что я вам скажу? Это так и есть!
– А его дочь?
– Вы про Сарочку? Да, конечно же, она с ним. Не оставлять же ему здесь такую красавицу без присмотра!
– А вы не знаете, куда он поехал?
– Да откуда же мне знать? Хотя он в последнее время часто говорил о Мекленбурге. Причем так, будто это находится не на севере, а в земле обетованной!
– И что же мне теперь делать? – потеряно спросил сам себя Попел.
– А мне, откуда же это знать? – искренне изумился словоохотливый сосед.
– Простите, – стесняясь, спросил бывший студент. – А вы не хотели бы купить у меня этот шлем, или кирасу?
– Как вам сказать, – задумчиво отозвался тот, – вот, чтобы да, а таки нет!
Договорив, он с силой захлопнул ставни, оставив Вацлава наедине с самим собой.
Фридрих Пфальцский и его сторонники покинули Прагу так незаметно, что местные обыватели узнали об этом только на другой день, не обнаружив у Старого королевского дворца в Пражском граде привычной стражи. По городу тут же поползли слухи один причудливее другого. Стали говорить, что король после поражения на Праздном поле и вовсе не заезжал в свою столицу, а лишь прислал гонцов к королеве, чтобы та, не задерживаясь, покинула Прагу вместе с детьми. И хотя многие видели его въезд, все тут же подхватили эту сплетню, и стали дополнять её подробностями, о том, как Елизавета Стюарт переоделась в костюм служанки и чуть ли не пешком сбежала к своему мужу. Что же касается маленьких принцев Генриха Фридриха и совсем уж маленького Карла Людвига, то их, не то обрядили девочками, не то спрятали в корзине с бельем и отправили из города не в карете, а на ломовой телеге.
Разговор этих хватило почти до вечера, когда у городских ворот неожиданно затрубили горны и растерянные пражаки с ужасом увидели императорскую армию под командованием графа Бюкуа и курфюрста Максимилиана. Разумеется, отцы города тут же направили к этим высокородным господам делегацию с изъявлением покорности и щедрым, как им казалось, предложением контрибуции.
Те, в свою очередь, обошлись с послами весьма учтиво, пообещали не предавать город огню и мечу, пожелав лишь, чтобы были выданы враги императора и истинной веры, запятнавшие себя гнусной изменой дому Габсбургов. Единственно лишь, в чем они не сошлись с парламентёрами, так это в определении размеров выкупа. Ведь согласитесь, с тех пор как Иоганн Альбрехт Мекленбургский стряс с какой-то убогой Риги целый миллион звонких талеров, предлагать за Прагу всего-то шестьсот тысяч даже как-то и неприлично. Торговля и обмен гонцами продолжалась до самого вечера, когда голодный и злой Вацлав отправился к себе домой, так и не дождавшись чем дело кончится.
Точнее дом был совсем не его, а местного суконщика пана Гусака, у которого он снимал комнату, но дело было совсем не в этом. Подойдя к дому, бывший студент и неудачливый солдат обнаружил, какого-то непонятного человека, рисующего на воротах суконщика белый крест. закончив своё дело, негодяй воровато оглянулся и направился к соседнему дому, где проживал здешний галантерейщик пан Дубак, и скрылся в нем. По странному совпадению, пан Дубак и пан Гусак очень сильно не ладили меж собой, потому как суконщик был ярым реформатом, а галантерейщик добрым католиком.
– Ах это вы, молодой Попел, – угрюмо заметил хозяин квартиры, видимо считавший своего квартиранта одним из главных виновников поражения протестантской армии. – Что-то поздно…
– Я видел, как на вашем доме нарисовали крест, – прервал его постоялец.
– Что?! Какой ещё крест, зачем? – изумился тот.
– Разве вы не знаете, зачем паписты рисуют на домах своих противников кресты, как это было лет пятьдесят назад в день Святого Варфоломея?!
– Паписты?
– Да. Я видел, как человек, сделавший это, скрылся в доме Дубака.
– Проклятье! Но почему на моем доме?
– А разве вы не реформат?
– Так что с того? Я верный подданный Его Величества короля Фердинанда и никогда не одобрял избрания Фридриха Пфальцского! Более того, я всячески препятствовал этому и протестовал…
– Протестовали? – изумился Вацлав, прекрасно помнивший, как ликовал его квартирный хозяин, узнав о дефенестрации.
– Конечно! Я даже плюнул вслед этому самозваному королю и его свите, когда меня никто не видел… – Да вы просто инсургент[83], – хмыкнул Попел, но расходившийся Гусак уже не слушал его.
– Я
