Почуяв запах крови, тати кинулись вперед и принялись крушить все на своем пути. Сразу же раздался шум ударов, яростная ругань, жалобные стоны раненых, заголосили бабы. Часть нападавших, впрочем, не стали связываться с дворней, а полезли сразу на господскую половину. К счастью двери оказались закрыты, и пока налетчики выбили их, князь Дмитрий и его ближние слуги успели взяться за оружие.
Едва тяжелая дверь слетела с петель, холоп Митрошка, прошедший с хозяином не одну сечу, подскочил к образовавшемуся проему и ловко ткнул, здорового мужика с топором кончиком сабли. Тот, заревев в ответ, медведем попер вперед и, получив еще несколько ранений, грохнулся-таки на тесаный пол, обильно оросив его своей кровью. Однако с шедшим за ним главарем так просто сладить не получилось. Ловко увернувшись от клинка Митрофана, он с размаху полоснул его по горлу своей саблей и тут же вьюном отскочил в сторону и рубанул замешкавшегося старика, когда-то служившего дядькой юному княжичу.
– Бей! – весело заорал он, подбадривая своих спутников.
Приободрившись, те бросились вперед, и наткнулись на самого Щербатова. Первого татя, князь застрелил из пистолета, а вздумавшему махать своей дубиной второму, без затей отсек руку, и пока тот катался по полу, крича от боли, схватился с главарем. Некоторое время они дрались почти на равных, обмениваясь яростными ударами, но скоро выяснилось, что у разбойника под крестьянским армяком надета кольчуга, помогавшая своему хозяину защищаться от порезов, а вот Дмитрию в одной рубашке пришлось тяжко. Сабля противника уже несколько раз чиркнула по сильному телу Щербатова, всякий раз оставляя кровавые следы. Чувствуя что теряет силы, он бросился в отчаянную атаку и почти было достал своего врага, но тот в последний момент выхватил из-за пояса пистолет и разрядил его в Дмитрия. Тяжелая свинцовая пуля разворотила князю грудь и отбросила на середину горницы, ставшей ареной схватки не на жизнь, а на смерть. Увидев, что его соперник умирает, Грицко стащил со своего лица маску и злобно прошипел, наклонившись к князю:
– Ну что, москаль, вот и посчитались!
– Будь ты проклят, – слабо прошептал тот и откинул голову.
Оставив свою жертву умирать, казак насторожено огляделся, а затем двинулся в сторону хозяйской спальни. Гибель сообщников нимало его не опечалила. Ему же больше добычи достанется, до и уходить проще. А подручные ещё будут. Запорожцам не впервой сманивать с собой глупых селюков, разжигая в них честолюбие и алчность рассказами о славных битвах и богатой добыче. Выживут – станут казаками, а нет, так не обессудьте. Сильным ударом распахнув дверь, ворвался он внутрь, держа перед собой клинок, и тут же встал как вкопанный. Рядом с ложницей немного боком к нему стояла простоволосая Алёна, не успевшая ещё накинуть на себя даже шаль. Широко распахнутые глаза Грицко жадно заскользили по роскошному женскому телу, едва прикрытому тонкой тканью сорочки. Стройный стан, высокая грудь, молочно-белая шея, правильные черты лица, чувственные губы и густые волосы заставили запорожца на секунду замереть в восхищении, и лишь полный презрения взгляд молодой боярыни вернул его к реальности.
– Слыхал я, что князь Митька большую награду себе попросил, за то, что меня одолел, – облизнув губы, прохрипел Грицко. – Но вот что такую…
– Жаль, что он тебя не убил, – спокойно ответила Алёна, не выказав и капли страха.
– На все воля божья, – осклабился казак. – И сегодня меня Господь вознаградил за страдания!
– Не богохульствуй! Такие как-ты сатане служат.
– Может и так, – не стал спорить запорожец. – Однако, пусть и с помощью нечистого, но я сегодня славно помстился. А теперь ещё и тобой потешусь, прекрасная панна!
Едва договорив, Грицко отбросил в сторону саблю и рванулся к княгине, но та неожиданно вскинула спрятанную до сих пор от него руку с пистолетом и решительно спустила курок. Колесцовый механизм исправно высек искру из кусочка пирита и воспламенившийся порох с грохотом вытолкнул из ствола свинцовую пулю. Даже будь на казаке не простая кольчуга, а гусарские латы, с такого расстояния они не смогли спасти его. Смертельно раненый разбойник еще бессильно скреб по дощатому полу руками, когда Алёна присела рядом с ним на корточки и почти ласково попросила:
– Не умирай. Тебе ещё на колу сидеть!
Затем она оставила его и, аккуратно переступая босыми ногами, вышла из спальни. Взгляд Алены беспокойно скользнул по телам татей и холопов, пока не наткнулся на окровавленном теле супруга. Став перед ним на колени, она приложила ухо к груди и, не услышав биения сердца, горестно вздохнула:
– Ах, Митя-Митя, удалая головушка… как же тебя, ясна сокола, угораздило…
Нужно было заплакать, но глаза оставались сухими и молодая женщина, только что ставшая вдовой, испустила крик больше похожий на вой раненой волчицы.
Глава 9
Вроде бы ещё совсем недавно Тихий Дон был скован ледяным панцирем, а берега его покрыты белым покрывалом снега, но пригрело солнышко, и по могучей реке прошел ледоход, а следом растаяла и степь, обнажив первые ещё робкие ростки зелени. Пройдет совсем немного времени, и она подсохнет, но пока копыта коней немногочисленных путешественников по самые бабки вязнут в грязи дорог. На главном минарете Азова протяжно заголосил муэдзин, призывая правоверных на молитву. Те, оставив свои дела, дружно направились в мечети, снимают на входе обувь, делают омовение. За всем этим хмуро наблюдают немногочисленные рабы. Азак[57] – совсем не богатый город, и мало кто из местных жителей может похвастаться большим количеством невольников. Разве что турецкий паша – Селим-ага, имеет их более десятка, да еще татарские и ногайские мурзы приводят сюда полон захваченный в набегах. Но большинство этих бедолаг быстро переправляют в Кафу[58] на невольничий рынок, откуда перепродают в блистательный Стамбул или ещё куда. Особенно ценятся молодые красивые женщины, которым предстоит украсить собой гаремы многочисленной османской знати, а может быть и самого «повелителя вселенной» – всемилостивейшего падишаха Османа II. Хорошо платят и за искусных ремесленников, способных приносить своим трудом прибыль хозяину, а вот попавших в плен воинов, скорее всего, ждут галеры.
– Молиться пошли, – не отрывая глаза от подзорной трубы, сказал своим спутникам царский стольник Федор Панин.
– Это завсегда так, – беззаботно ответил ему лежащий рядом молодой казак Мишка Татаринов.
– Хочешь-не хочешь, а пять разов в день намаз соверши!
– Воинских людей мало видно.
– Как на приступ пойдем, все за сабли возьмутся. Азовцы – вояки справные, даром что басурмане.
– Татары?
– Всякие. Есть и татары с ногаями, а есть и черкассы вроде наших.
– Православные что ли?
– Говорю же, всякие.
Панин прибыл на Дон еще зимой вместе с санным обозом, привезшим казакам царское жалованье, а вместе с ним сотня драгун, вроде как для охраны. Встретили их радостно,