— В своем доме мы чисты. Мы свободны от эмоций. Внешний мир настолько загажен вами, что способен загрязнить разум любого. Даже флегийца, — дав короткий ответ о странностях поведения Таэра и покоробив слух Киллиана этим "вы", отделившим флегийцев от остальных людей, девушка двинулась прочь. Киллиан обогнал ее, преграждая путь к выходу:

— Я просто хотел поболтать… Может даже, услышать благодарность, хоть она и не требуется. А по поводу "загадили"… знаешь, твой соплеменник неплохо так сам испоганил внешний мир, учитывая, что я — часть этого самого мира. Быть может, его цель и стоила жизней других людей, но от этого смотреть, как мне вспарывают кишки, было не легче.

— Твоя, моя, да и любая другая жизнь в отдельности не важна, — бывшая жаждущая не по годам рационально рассуждала. Ее лицо продолжало оставаться спокойным и безмятежным, — Важна общая цель. Мы обязаны сделать вид лучше. Сделать его достойным Грядущих.

— Спасибо… Я уже достаточно наслушался этого… — Киллиан понял, что и здесь не найдет себе адекватного собеседника и освободил дорогу. Бредней про Грядущих он уже в свое время наслушался от Таэра. Девушка продолжила разговор:

— Быт может, Грядущие — это только символ, и мы сами — улучшенные и чистые — ими и станем. В любом случае, нельзя оставлять этот мир таким, каков он есть. Я видела очень много фирменных человеческих эмоций и не хочу, чтобы мир оставался прежним. Не жди от меня благодарности за спасение. Хоть отец и посчитал испытание пройденным, я его таковым не считаю. Ты опозорил меня и моего Учителя. Я бы с радостью умерла, будь моя собственная жизнь в моих руках. Но сейчас она подвластна лишь Грядущим…

— Как сделать мир лучше, если позволять себе смотреть, как трупы убивают беззащитную девушку, а ее так называемый Отец за этим преспокойно наблюдает? Я захотел тебе помочь. Я захотел, что — то сделать.

Кохитсуджи уже прошла мимо, и Киллиан почти кричал ей в след. Девушка на секунду обернулась и посмотрела ему в глаза. Вспышка, наложившая черно — белый негатив на лицо жаждущей, озарила сознание Сивара. В это мимолетное мгновение живую, состоящую из плоти и крови девушку было почти не отличить от фантома, появившегося в разуме мемора.

— Нужно укрощать свои желания.

Быть может, Киллиану это лишь померещилось, или видение подменило собой реальность, как бы то ни было, на мгновение, на краткий миг губы девушки растянулись в робкой улыбке. Звук открывающейся двери не позволил Киллиану рассмотреть ее лицо получше. Видение улетучилось. Его примеру последовала и жаждущая, услышавшая от вошедшего в тренировочный зал мужчины, что ее ожидает Великий Отец.

— Угораздило же вляпаться, — теперь Киллиан видел свой поступок, учиненную им в Круге Испытаний бойню, совсем в другом свете.

"Что, если люди не хотят, чтобы им помогали? Не хотят никакого светлого будущего, да и в чем оно? — холодное, отрешенное лицо девушки, спокойно говорившей о своей смерти, не давало Сивару покоя, — вот и эта, сопля еще зеленая, а туда же. Грядущие у нее, чтоб их."

Мемор расхаживал по тренажёрному залу и пинал незримых врагов. С этими тычками и пинками он выпускал наружу копившуюся внутри злобу. Киллиан давно уже потерял иллюзии насчёт всеобщего равенства и братства среди человечества или хотя бы доброты представителей одного вида друг к другу. Везде и всюду в человеческом космосе правил простой и давно известный закон: «Ты или тебя». И не важно, кто был перед тобой: пятнадцатилетняя девочка, которая задолжала тебе за глоток свежего воздуха или алиум, не хотевший отдавать деньги за дрянь для своей основы. Правила везде были одинаковы. Эгоизм возведенный в Абсолют. Мораль — как признак слабоумия. Доброта — как порок. Везде, куда ступало человечество, разрасталось это древнее дерево человеческих пороков. Оно уходило корнями в дремучее прошлое, когда пещерные люди убивали друг друга из — за еды и произросло в светлое, как казалось, будущее. Киллиан не знал и не видел мира, который был до Выживания. Не ведал мира чужих. Но он был уверен, что в грызне, которую человечество сейчас уже ведёт почти исключительно само с собой, не будет победителей. Будут только новые трупы. Новые жертвы, рухнувшие с небес прекрасной космической эпохи в адскую бездну настоящих человеческих страстей. В Ад, в который человечество затянуло ещё несколько рас…

Киллиан опешил от своих собственных мыслей. В памяти вставала картина из сна. Свинцовое небо. Через грязное марево туч не может пробиться робкое солнце. Тучи пропускают других путников — черные болиды, пикирующие с невообразимой высоты на склон огромного кратера, где пахнет серой, где черные облака пепла обжигают лёгкие. Красные одежды проводника и его, Киллиана, растерянные глаза, когда он проходит очередной уступ.

Воспоминание было настолько реальным и так хорошо сплелось с его нынешними мыслями, что Сивару пришлось начать моргать, чтобы прогнать мрачную картину из своих помыслов.

"К черту все эти рассуждения. К черту всех этих стратегов. Надо начинать с себя и пытаться делать то, что от меня зависит." — Стоило Киллиану об этом подумать, как новый порыв гнева окутал его разум. Сейчас, да и во время всего путешествия, от него ровным счетам ничего не зависело. Он, словно песчинка, словно крохотная звёздочка, сам не замечая этого, попал под действие притяжения великого аттрактора Айзека Райберга. Он был обречён следовать туда, куда прикажет его полноправный повелитель.

Киллиан зло пнул то, что первым попалось у него на пути, а именно — одну из лап — щупалец «Сциллы». Тренажёр будто только этого и ждал. Галопанель сменила свой дружелюбный зеленый цвет на красный. Мемор только и успел сказать: "Ой", когда кровожадный противник подлым ударом под дых откинул его на несколько метров. Ни мышечный каркас, усиленно тренируемый физеокомбкнезоном, ни регулярные травмы, способствовавшие повышению болевого порока, не смогли защитить юношу. «Сцилла» была настроена решительно. Киллиан, пропустив первый хлесткий удар одной из лап тренажёра, принялся отражать атаки, но силы были явно неравны. Возможно, Кохитсуджи «Сцилла» сопротивлялась с меньшим упорством. Возможно, уровень подготовки мемора оставлял желать лучшего. Результат всех сложившихся воедино факторов был неутешителен: Киллиан пропускал удар за ударом. У тренажёра обнаружилась достаточно кровожадная привычка перемещаться по полу, не позволяя жертве улизнуть. Только сама «Сцилла» могла устанавливать время, отведенное на занятие. Если бы у Киллиан было хотя бы мгновение, чтобы взмолиться о пощаде, он бы с радостью обласкал искусственные уши тренажёра своим заунывным завыванием, но его механическая соперница была беспощадна и не давала мемору