— Будет лучше, если никак. Ты только что пережил взрыв, и Ленар поймет, если ты возьмешь небольшой больничный.

— Я? — переспросил Радэк и еще раз поморщился. — То есть я могу решать?

— Не вижу серьезных поводов отстранять тебя от работы…

— Хорошо, значит никаких больничных.

— …но если ты снова собрался за борт, — продолжила Вильма, — то тебе придется опять надеть на голову шлемофон. Под шлемофоном твой лоб будет потеть, а это крайне нежелательно, если ты не хочешь занести инфекцию. Иногда стоит побеспокоиться и о санитарных нормах.

Радэк закатил глаза к потолку, и по его задумчивому виду Вильма заранее знала, что ее доводы показались ему разумнее всех возражений, которые были припрятаны в его рукаве.

— Думаю, что сидеть на одном месте и ничего не делать я не хочу, — решил он. — Но, так и быть, пару дней обойдусь без вылазок, если там, снаружи, не случится никаких осложнений. Кажется, самую главную задачу я уже выполнил… с опережением графика.

— Хорошо, как скажешь, — подбодрила его Вильма, натянув на себя одобрительную улыбку. — А теперь тебе все же придется рассказать, как так вышло, что что-то взорвалось в твою смену, да еще и у тебя перед носом, чтобы Ленар с Ильей не наделали тех же ошибок.

— Понимаешь, — тут же вырвались из Радэка оправдания, которые он приготовил и мысленно отрепетировал уже некоторое время назад, — я всего лишь инженер космических энергосистем, а не подрывник.

— Да, — кивнула она головой, — мне доводилось это замечать.

— Меня учили всеми возможными способами избегать взрывов, потому что взрывы в космосе обычно ни к чему хорошему не приводят.

— Плохо учили, видимо.

— Учили хорошо, и даже слишком. Меня учили не столько избегать взрывов, сколько избегать их первопричины. В данном случае это значит, что если не хочешь взорваться, то и не берись за сборку взрывного устройства.

— Ты что, как-то неправильно собрал детонатор?

— Вильма, за кого ты меня держишь? — оскорбился Радэк и вновь поморщился от боли. — Думаешь, человек, который обслуживает термоядерные реакторы, не может собрать простую электрическую цепь?

— Ладно, прости, — успокоила она его, подняв открытую ладонь. — Продолжай.

— Я предпринял почти все меры, чтобы эти заряды не взорвались раньше времени. Я специально до последнего держал батарейку подальше от детонатора, чтобы он физически не мог сработать раньше положенного.

— И?

И Радэк глубоко вздохнул, наполняя легкие решимостью вслух признать вслух свое очередное позорное поражение.

— Кажется, я не учел накопленную корпусом корабля статику.

Слышать от него фразу «не учел» ей приходилось нечасто, и во всех случаях это было тревожным симптомом. Из всех людей, с которыми она работала, Радэк был самым надежным и ответственным, и новости о том, что он подорвал сам себя по собственной же ошибке, была равнозначна новости о том, что кислород внезапно стал ядовит для человека.

Вильма устало протерла резь в глазах и присела за письменный стол.

— Ты в последнее время очень много лажаешь.

— Намекаешь на мой непрофессионализм?

— Нет, скорее намекаю на то, что отдых тебе необходим сильнее, чем тебе кажется. Когда ты в последний раз отдыхал?

— Когда мы были на околомарсианской орбите, — уверенно ответил он.

Вильма наигранно усмехнулась.

— Не надо мне вешать лапшу на уши, на околомарсианской орбите никто из нас не отдыхал, мы провели там всего два дня, большую часть из которых потратили на загрузку и плановое техобслуживание.

— Значит, я отдыхал, когда мы были на приколе в космопорту.

— В каком? — не поверила Вильма и не дала ему возможности ответить. — Признайся честно, когда ты в последний раз уходил с этого корабля по личным нуждам? За последние лет десять ты хоть минуту провел в обществе молодой женщины, с которой тебя бы не связывала работа?

— Вильма, даже когда ты станешь капитаном, ты не найдешь в уставе ни строчки, которая обязывала бы меня отчитываться перед тобой за то, как я провожу свое личное время, — произнес он спокойным ровным тоном, за которым не очень умело скрывалось раздражение.

— Я это все сейчас спрашиваю не как капитан, а как твой беспощадный друг.

— Я, кажется, понял, в чем тут дело, — соскочил он с койки. — Ты сейчас пытаешься вывести меня из себя, чтобы я наорал на тебя так же, как Ленар только что наорал на Ирму, чтобы после этого сказать мне, что я перестал справляться с накопленным от работы стрессом, перестал держать себя в руках и представляю угрозу для себя и окружающих. Этого не будет, — прицелился он в Вильму оттопыренным указательным пальцем. — Да, я устал. Но не настолько.

— Я верю, что ты способен держать себя в руках, — соврала Вильма. — Но, знаешь, даже людям иногда необходим клапан аварийного сброса давления. Может быть, тебе стоит слегка ослабить хватку?

— Я совсем недавно прямо у тебя на глазах набил Акселю морду, — наконец-то повысил он свой тон и мигом успокоился. — Как еще я могу ослабить хватку?

— О, нет, мордобой — это уже лишнее, — поспешила ему напомнить Вильма. — Просто хочу, чтобы ты знал, что если у тебя на душе не спокойно, ты всегда можешь выговориться мне.

— Хочешь, чтобы я тебе жаловаться начал и в жилетку плакаться? Ты кем себя возомнила, капитаном или психотерапевтом?

— Твоим другом.

— Я к своим друзьям в душу не лезу.

— А ты залезь, — предложила она с вызовом в голосе.

Он ненадолго отвел взгляд, и слегка сползшая на бок тень на его лбу тушью подчеркнула вздувшуюся вену. Когда-то давно, возможно, в прошлой жизни, у них был похожий разговор на похожую тему. Они пообещали друг другу, что будут теми самыми друзьями, которые хорошо проводят время вместе и всячески друг друга поддерживают. Если не считать редкие беспомощные попытки со стороны Вильмы, никто из них это обещание так и не сдержал, и вместо дружеской теплоты Вильма испытывала лишь сожаление.

— Ладно, говори начистоту, чего ты добиваешься?

— Разве это не очевидно? Чтобы люди под моим руководством были эффективными членами команды, — выдохнула она, разочарованная таким простым вопросом. — А эффективными членами команды я не могу назвать людей, которые взрывают себя. Хватит замыкаться, Радэк. Я давно тебя знаю, видела, на что способны твои руки и твоя голова, и точно знаю, что в хорошем расположении духа ты просто не можешь наделать ошибок.

— О каком хорошем расположении духа может идти речь? — нервно выплюнул он. — Мы уже двух человек убили!

— Так в этом дело? Тебя все еще смерть Бьярне беспокоит?

— Говоря человеческим языком, если машина сломалась у меня в руках, я хочу быть уверенным, что не я стал причиной поломки.

У Вильмы на секунду отвисла челюсть.

— Ты уверен, что сейчас выразился человеческим языком?

— Да, черт возьми, Вильма, — прорычал Радэк, надавив обеими руками на столешницу, — у меня перед носом человек умер, а я даже не знаю, от чего, и насколько я к этому причастен.

— Нам всем тяжело, Радэк, но тебе нужно успокоиться и не накручивать себя, пока ты не начал строить всякие бредовые теории, как Петре…

— У Петре были теории? — нахмурился Радэк и тут