Прошедшая секунда тянулась против всякой согласованности с теорией относительности. Эмиль ждал результатов и жалел, что на панели замка нет удобной надписи «ЭЛЕКТРОННАЯ ЛОБОТОМИЯ ПРОШЛА УСПЕШНО», загорающейся в нужный момент. Чем бы ни закончилась эта авантюра, он узнает обо всем последним. Все, как обычно.

— Вильма, — позвал Эмиль, облизнувшись. — Все получилось?

— Да, — ответила она с небольшой задержкой. — Все сработало. Теперь можно вернуться на микроволновые частоты.

— Частоты потом. Я очень хочу услышать новости от Ленара, — соврал Эмиль. Что бы ни сказал Ленар, желание слышать это было бы противоестественным.

— Одну минуту. Я не могу связаться с Радэком.

«Началось» — невольно подумал Эмиль в растянувшемся промежутке между двумя болезненными ударами сердца. Все его естество с самого начала кричало, что что-то обязательно пойдет не так. Оно кричало громко и без четких указаний, поэтому не было смысла как-то на него реагировать. Взглянув на звезды, он почувствовал себя маленьким, одиноким и бесконечно потерянным. Его готовили к миллиону различных сценариев, но этот оказался миллион первым. Его рвали на равные части две мысли. Первая умоляла не терять рассудок. Если Радэк не выходит на связь, это еще не признак катастрофы. Вторая кричала, что в критических ситуациях думать вообще нельзя. Если у тебя нет четких инструкций, каждая секунда, потраченная на бесполезные мысли, может растянуться до самой смерти.

Эмиль, не выдержав плетей собственных инстинктов, отстегнул от скафандра страховочный фал, и крепко сжал в руках карабин. То, что Эмиль собирался сделать, было в высшей степени безответственно, и если потом окажется, что он просто запаниковал и грубо нарушил регламент, он с радостью примет все наказания и еще попросит добавки.

Лишь бы он ошибся.

Длина страховочного фала была чуть более пяти метров. Хоть это и не совсем вязалось с техникой безопасности при внекорабельной деятельности, но пятиметровый кусок ремня, одним концом прочно закрепленный на растущей из обшивки скобе, способен позволить космонавту почти моментально преодолеть расстояние в десяток метров. Это называлось принципом маятника. Эмиль хорошо разучил этот трюк, но впервые решил исполнить его, будучи не пристегнутым. Оттолкнувшись ногами достаточно сильно, чтобы вырвать свои ноги из магнитного сцепления, он отправил себя в радиальный полет. Ремень натянулся и попытался вырваться из рук. Полет оказался достаточно стремительным, чтобы Эмиль начал ощущать собственный вес, но где-то на полпути его догнало беспокойство за судьбу Густава. Правильно ли он поступает, бросая его одного? Это было не важно, успокоил он себя, преодолевая последнюю радиану. Почему именно это было не важно, он не успел додумать. Грациозно перевернувшись, словно воздушный гимнаст в полтора центнера, он врезался в обшивку обеими ногами и выпустил из рук карабин. Его не унесло в космос — это уже достижение, достойное аплодисментов и, возможно, увольнения. Об увольнении он в тот момент думать не мог — впереди была самая опасная часть пути. Бежать по обшивке на одном лишь магнитном сцеплении было сложно, не говоря уже о том, что это чистое самоубийство. Стоит лишь один раз пропустить фазу двойной опоры, и рискуешь провести в космическом полете всю оставшуюся жизнь. Походка, которая считалась компромиссом между скоростью и безопасностью, чем-то напоминала спортивную ходьбу с поправкой на то, что в невесомости не было понятия равновесия, и требовался немалый героизм, чтобы при ходьбе удерживать себя перпендикулярно корпусу. Эмиль был в хороших отношениях с невесомостью и имел отличные физические показатели, но даже он заранее смирился с тем, что до шлюза он доберется полумертвым, если к тому моменту не утонет в собственном поту.

Он сделал шаг и почувствовал, как кольцо на его поясе оказало сопротивление.

Было смешно даже представить, что человек, стоящий на корпусе, из которого ни чего не возвышалось выше колена, мог за что-то зацепиться в области пояса, но Эмиль пообещал себе посмеяться как-нибудь потом. Те же самые инстинкты, которые недавно приказывали ему бежать, заставили его развернуться и проверить, не пристегнулся ли он обратно к фалу.

Свет от фонаря моментально уперся в антропоморфную преграду, и от неожиданности ощущение реальности ненадолго покинуло его тело. Густав не мог его так быстро догнать. Эмиль был уверен в этом до того самого момента, как был уверен, что во вселенной крайне мало людей, способных сравниться с ним во внекорабельной атлетике. Он преодолел десяток метров так быстро, что без реактивных двигателей быстрее не получится. У Густава были лишь считанные доли секунды на реакцию, чтобы пуститься в преследование и поймать его в точке, где заканчивалась длина натянутого поводка.

Оказывается, у Густава отличная реакция.

Оружие, которое смотрело в глаза своим бездонным дулом прямо сквозь щиток, был знакомой модели. Если не такой же, то очень похожий Эмиль видел прежде, поэтому он сразу понял, что это совершенно точно не клеевой пистолет. Почему в тот момент он подумал о клеевом пистолете, он не знал, но на прочие размышления Густав просто не дал времени. Эмиль видел, как его палец надавил на спусковой крючок, и дуло изрыгнуло вспышку.

Человек с добрыми намерениями так бы не поступил.