— Тяга отключена, — подтвердила Вильма. — Система контроля массы тоже. Можете выходить смело. Постарайтесь не задерживаться.
— Конечно, все довольно просто, — соврал Эмиль, и дверь шлюза отрубила его от остального корабля.
Он не доверял технике. Все его доверие упиралось в конструкторов, которые создавали эту технику, и если с кораблем что-то случится, он знал, что его спасет не металл, а комплекс мер, которые были придуманы людьми на самые различные экстренные ситуации. Там, где заканчивалась фантазия конструкторов, заканчивалось и доверие Эмиля. Ситуации, которые никто не сумел предусмотреть, обычно были обречены выходить из-под контроля и заканчиваться плачевно. Шагая по черной тверди, из которой лучи фонарей вылавливали пятна обшивки, Эмиль чувствовал себя рабом инструкций, которые ведут его по ситуации, с которой эти инструкции не были согласованы. Объявшая его тело невесомость довершала картину финальным штрихом, и теперь он уже не так метафорически падал во тьме, не зная, на что приземлится.
В очередной раз перецепив свой фал, он оглянулся на тень, заслонившую звезды, и убедился, что станция все еще на прицепе. После того, как вся вселенная перевернулась вокруг корабля, вид знакомых очертаний, пожирающих свет от тысяч звезд, оказывал ободряющее действие. Эмилю было приятно вспомнить, что формально он все еще дальнобойщик, а не какой-нибудь служащий косморазборной платформы.
— Панель 1431, — прочел он вслух гравировку, в которую уперся луч его фонаря. — Все правильно?
— Панель 1431, — подтвердила Вильма. — Она должна быть тонкой, так что вскрывай.
— Густав? — попросил Эмиль помощи, и скафандр Густава сделал утвердительный жест рукой.
Оба космонавта взяли в руки по аварийному ключу. Эмиль на многое не надеялся. Он знал, что внешние панели делают из мягкого и вязкого сплава, который хорошо переживает сгиб и растяжение, поэтому он не ждал каких-то выдающихся результатов, но стоило ему лишь вонзить аварийный ключ острием в металлическую поверхность, как металл в точке удара неожиданно лопнул, и нож провалился в скрывающуюся под ним нишу по самый упор. Панель оказалась тонкой до безобразия, и вскрывать ее режуще-рычажным инструментом не составляло ощутимого труда даже в условиях невесомости. Лишь масштабы и то, что скрывалось под крышкой, как-то отличали этот процесс от открывания банки с килькой.
— Это уже выходит за рамки приличия, — комментировал Эмиль, вспахивая декоративную часть обшивки. — Этот замок находился прямо у нас под носом, а я о нем узнаю только сейчас. Да его тут, можно сказать, даже почти не пытались спрятать. Почему вокруг него такая секретность?
— Чтобы ни у кого не возникло искушения им воспользоваться.
— О каком искушении может идти речь? Давай посчитаем, какое самое минимальное количество человек нужно, чтобы сжечь плату. Ленар на мостике, Ирма на челноке и я здесь. То есть от половины экипажа требуется согласованная работа, чтобы просто разблокировать управление.
— А вот это уже для того, чтобы ни у кого не было возможности им воспользоваться.
То, что чувствует человек, который после трех десятков лет работы на корабле вдруг натыкается на незнакомую ранее систему, легко можно было сравнить с тем, что чувствует ребенок, срывая упаковку с подарка на день рождения. Эмиль на всякий случай напомнил себе, что под этими рваными металлическими краями прячется вовсе не игрушечная железная дорога, но предвкушение какого-то маленького праздника от этого не ослабло. Три десятка лет — это слишком долгий срок. За это время начинаешь радоваться любым сюрпризам. Ну, или почти любым, подумал Эмиль, бросив еще один взгляд на Густава. Часть его скафандра спряталась за открытым ящиком с инструментами. Через края сочилось сияние подсветки, проливаясь наружу вместе с тонкой струйкой проводов. Приложив последнее, решающее усилие, Эмиль отогнул изорванный лист в сторону. То, что он под ним увидел, его слегка разочаровало.
Замочная скважина с задвижкой и две клеммы, облаченные в пластиковые колпачки.
Технически ничего более и не требовалось, но ребенок внутри Эмиля требовал чего-то еще. Предупреждающих надписей, семиотики, грифа «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» или хоть чего-нибудь, добавляющего визуальной ценности его открытию. Но на него смотрели лишь жалкая дырка в форме четырехстороннего ключа и простенькие зажимы для проводов, которые безмолвно намекали, что для незнающего, что с ними делать, они будут абсолютно бесполезны.
— Густав?
— Понял, — ответил он уже после того, как начал освобождать кончик провода от изоляции.
С этой задачей справился бы и школьник. Даже в условиях, когда перчатки сильно мешали работе с портативными инструментами, чудес никто не требовал. Всего лишь нужно было соединить небольшой аккумулятор с трансформатором, а затем трансформатор соединить с клеммами, но в теории самому себе отрезать палец тоже не сложно. Эмиль делал все тщательно и неторопливо, изо всех сил оттягивая момент, ради которого он и вышел наружу.
— Эмиль, — раздался голос Вильмы в шлемофоне, и Эмиль, наконец, понял, на что надеялся. Его уши загорелись в ожидании приказа немедленно все отменить и вернуться внутрь в связи с какими-то новыми обстоятельствами. Он надеялся, что люди, которым он доверял, наконец-то лучше поняли природу всего произошедшего. Ему хотелось верить, что хоть кто-то ему объяснит, к чему они все идут. Или летят.
— Да?
— Почему так долго? — вопросила Вильма, и в очередной раз накатило разочарование.
— Уже заканчиваем.
— Хорошо, не затягивай. Ленар уже теряет терпение.
С другой стороны, рано или поздно может настать такой момент, когда человек полностью осознает неотвратимость ситуации, и все его мысли упираются лишь в дикое желание как можно быстрее избавиться от своего пальца.
Ключ, который ему выдал Ленар, был на двадцатисантиметровом стебле, позволяющем зрительно оценить, насколько глубока замочная скважина, и под каким слоем металла ютился замок, скрываясь от нежелательного воздействия. Эмиль погрузил ключ до упора и вступил в схватку с рефлексом, требующим повернуть головку.
— Два и двадцать одна вольта, — подсказал Эмиль, когда последний провод надежно уцепился за клемму.
— Два и двадцать одна, — подтвердил Густав и продемонстрировал табло на своем мультиметре.
— Вильма, мы готовы. Можем приступать.
— Отлично. Ленар, они готовы, — приглушенно сказала Вильма куда-то мимо микрофона. — На счет три. Раз. Два. Три.
Эмиль нервничал. Он и раньше это знал, но лишь в тот момент, когда он повернул ключ до упора по часовой стрелке, он понял, насколько сильно он нервничал. Отломленная от ключа головка, оставшаяся в плену у него между пальцами издевательски
