— Если бы убивали только врагов, этот мир был бы прекрасным местом, — возразил следователь. — Но увы. Куда чаще друзья убивают друзей, а любящие — возлюбленных.

— Никакого мотива, — продолжал я. — Зачем нам похищение ребёнка?

— Для отвода глаз. Чтобы запутать следствие и вплести какого-то Гетаинира. Лично я считаю, что ребёнка уже нет в живых.

— Вы издеваетесь! Хорошо, давайте я тоже поиздеваюсь. А почему обвиняют только наш клан? Как насчёт пузырьков с сонным зельем? Их делают маги Воздуха. Как тебе такое, Шерлок?

Что такое Шерлок, лысый не понял, однако подачу принял легко:

— Да, мы об этом думали. Среди вас ведь трое магов Воздуха, правильно? Леди Авелла, госпожа Акади и госпожа Алмосая, я никого не упустил? Ну и вы — маг Пятой Стихии.

Я откинулся на спинку неудобного стула и устремил взгляд в потолок. Следователь мастерски создавал впечатление, будто всё кончено, дело лишь за малым, и вся наша компания навеки заедет в магическую тюрьму, а то и вообще на эшафот.

— Показания простолюдинов, а тем более рабов судом не рассматриваются, — продолжал он, — однако на уровне следствия мы не можем упустить один момент. Эта Тавреси утверждает, что господин Ямос, посмотрев в сторону разбившегося окна, как будто узнал кого-то. С Гетаиниром он, по вашим словам, не должен был быть знако́м. Так кто бы это мог быть?

— Не «кто», а «что», — процедил я сквозь зубы. — Он увидел стеклянный шар. Такие были в ходу у нас в академии. Вы вообще помните высоту окон первого этажа? Кого бы он там мог увидеть?

— Например, кого-то из магов Воздуха, подлетевших на нужную высоту? Кстати, вы ведь тоже умеете летать, правда? Не расскажете, где вы пропадали после того, как закончили испытание?

Как горох об стену. Авелла говорит, что на Материке маги делают то, что им нравится. Оно и видно. Этот буквально упивался допросом, того гляди обделается от восторга.

— Ладно, — сказал я. — Вы не желаете меня слушать, упёрлись в свою версию. Однако задерживать меня не имеете никакого права, уровень не ваш. Так что я, пожалуй, тоже упрусь в свою версию. Вы можете нести свою чушь, а я буду свою, оба будем счастливы. Итак, если бы я был Гетаиниром и похитил ребёнка. Что бы я сделал дальше? Нужно бежать с Материка, это однозначно. Для этого нужен маг Воздуха с неплохим рангом. Вербовать его заранее? Сложно. Маги Воздуха себе на уме. Сегодня он с радостью соглашается помочь, а завтра забудет об этом напрочь, или сдаст тебя страже. Возможно, у Гетаинира был какой-то рычаг давления. Шантаж? Возможно... Что-то о ком-то выяснил. И, тем не менее, если верить Акади, никто с момента пожара Материк не покидал. Защиту приоткрыли один раз, локально, чтобы впустить меня, а потом снова заблокировали наглухо.

— А я слышал, что в Каменном страже своя защита, которой управляет госпожа Авелла, — вставил следователь. И тут нашёл, к чему прицепиться!

— Значит, Гетаинир всё ещё здесь, — говорил я, не обращая на следователя внимания. — Он скрывается. Но на Материке полно магов, и никто — никто! — не опознал его по моей рассылке.

— Сделанной незаконно, прошу заметить. Вы создали помеху следствию и, вполне возможно, оклеветали невиновного.

— Значит, он скрывался. Не заводил знакомств.

— Да просто нет никакого Гетаинира на Материке, сэр Мортегар! И никогда не было. Скажите, за что вы убили Ямоса? Он задолжал вам денег? Я слышал, что вы неоднократно ссужали его крупными суммами...

— Очень даже может быть, что у них с Мелаиримом договорённость на особую дату. Гетаинир ждёт, когда его заберут. Отсюда следуют два вывода. Во-первых, скоро на Материк пожалует Пламя собственной персоной. А во-вторых, Гетаинир заранее подготовил место, чтобы затаиться. Место, где его не будут искать. И где он сможет кормить грудного младенца... Стоп!

Я вскочил со стула под скептическим взглядом следователя.

— Грудного ребёнка кормят грудным молоком, — сказал я, торопясь ухватить за хвост осенившую меня мысль. — Если бы он нашёл кормилицу среди магов... Нет, это вряд ли, мага сложно запугать, или убедить пойти на подобное. А вот простолюдинка за пару серебряных монет вполне может согласиться и не задавать вопросов. Авелла сказала, что на Материк подняли две деревни. Где они? Так, ладно, забудьте, спрошу у тех, кто знает.

Отшвырнув с дороги стул, я шагнул к двери.

— Сэр Мортегар, мы не закончили, — поднялся следователь.

— Я закончил. Сайонара.

***

В этот раз девочку мы оставили на Акади и Алмосаю. Сами отправились в ближайшую деревню. Втроём. Под покровом невидимости и сгущающейся темноты.

— Тавреси как? — спросил я, пока мы летели.

— Очень плохо, — сказала Авелла.

Она и сама выглядела не ахти как. Явно всю ночь не спала. Глаза запали, покраснели.

— Где ты её оставила?

— В гостинице. Не знаю, как быть с ней дальше... В дом она возвращаться не хочет.

— Дай ей время, — посоветовала Натсэ. — Пусть смирится с утратой. И, да, ещё было бы неплохо найти ребёнка.

Авелла поморщилась:

— Она проклинала ребёнка. Говорила, всё из-за него. Говорила, пусть бы лучше его никогда не было...

— Да-да-да, все так говорят, — отмахнулась Натсэ. — А потом вдруг замечают, что у ребёнка глаза покойного возлюбленного, и тают. Я подобное видела раз сто, не принимай близко к сердцу.

Помолчав, Авелла сказала:

— Знаешь, я представить не могу, как можно было пережить всё, что пережила ты, и остаться человеком.

— Для меня всё это было жизнью, единственной, которую я знала. А человеком я стала уже потом. Вот деревня. Опускайтесь.

Деревня была здесь так же к месту, как «Жигули» шестёрка в Голливуде. Очередной утопающий в зелени коттеджный посёлок, аллея, мощёная крупными камнями, ведёт от него к краю Материка через высаженную по линеечке рощу... И вдруг роща обрывается и начинаются простецкие хижины, покосившиеся заборы, из-за которых слышится коровье мычание и мужицкий мат-перемат. Где-то пилят, где-то колотят, где-то уже отколотили и бухают.

— Пойду одна, — сказала Натсэ, когда мы опустились. — Не возражать. Я посмотрю. Если найду его и пойму, что сама не справлюсь — вернусь за вами. Но просто летать и смотреть сверху без толку, он не такой дурак.

— Если он тебя увидит — узнает, — сказал я.

— Не узнает, — заявила Натсэ.

Она оделась в самую простую одежду, какую только нашла. Платье мешком — кажется, из гардероба Тавреси — на ногах стоптанные в кашу туфли. А теперь она ещё повязала на голову платок. Потом