– Я правильно понимаю, что один из инструментальщиков был вашим близким другом? – спросила Грета, добиваясь от нее ответа. – Медоро?
– Да.
– Так разве вам не хотелось бы наказать тех, кто виновен в его смерти?
– Неужели новость о том, как их поймали и допросили, прошла мимо меня? – саркастически ответила Агата. – Если мой выбор ограничен двумя вариантами – разрешить им переселиться на Эсилио или жить с ними бок о бок, рискуя повторением инцидента, то лично я бы предпочла от них избавиться.
– То есть вы считаете, что тем самым защищаете других путешественников?
– Других путешественников, – согласилась Агата, – и саму систему передачи. Я вела с Рамиро дебаты во время подготовительной кампании – и до сих верю каждому своему слову насчет плюсов новой системы.
– Сколько вам лет? – спросила Грета.
– Дюжина и десять.
– После возвращения вам останется не так уж много, не говоря уже, что вы постареете сильнее всех своих друзей. Вы действительно хотите провести лучшие годы своей жизни в корабле размером с вашу каюту – в компании человека, который проиграл те самые дебаты, а потом решил подойти к делу с другой стороны и попытался силой заставить нас принять его сторону?
Рамиро привык не воспринимать Гретины оценки близко к сердцу; какое бы удовольствие это ни доставляло ей самой, главная ее задача, по-видимому, заключалась в том, чтобы вынудить его потенциальных спутников проявить свою агрессию прямо на месте, а не дожидаться, когда им представится шанс порубить его на куски и выбросить их в космос.
Агата указала на цепи, которыми был скован Рамиро.
– Я понимаю, что вы ему не доверяете; я тоже – по крайней мере, не до конца. Но он был честен во время дебатов, и я не виню его в смерти моего друга. Миссия нуждается в представителях обеих фракций, иначе полет вообще не состоится.
– Это замечательный настрой, – снисходительно заметила Грета. – Но уверены ли вы в том, что готовы скрепить ваши слова собственной плотью?
Но ее вопрос лишь подкрепил упорство Агаты.
– Первые путешественники навсегда оставили своих друзей и родных. У меня есть возможность разобраться в том, как устроена гравитация и одновременно сделать Бесподобную безопаснее – так что я готова смириться с несколькими годами лишений.
– Дела идут хорошо, – сообщил Верано, ведя Рамиро и Грету по отзывавшемуся эхом пространству мастерской. Несмотря на худощавое телосложение постника, он не выказывал признаков недомогания или апатии. Впереди, с потолочного горизонта, медленно опускался толстый диск Геодезиста, балансирующего на боку внутри клетки, сооруженной из строительных лесов; твердолитовый корпус переливался в свете трех рядов когереров, направленных на него с пола.
Корабль постепенно вырастал перед глазами, но приблизившись, они поняли, что это не даст им возможности увидеть его диск целиком. Чтобы освободить место, бригаде Верано пришлось вырезать в потолке прямоугольное отверстие, в которое и скрывалась верхняя треть судна.
Рамиро вдруг расхотелось подходить ближе, и он попытался задержаться на месте. Чтобы его цепь не провисала, Грета несколько раз обмотала ее вокруг своего предплечья, и потянула его за собой.
– Иди посмотри на свою новую тюрьму, – прошептала она. – Ты ведь этого хотел, верно?
На вид Геодезист был куда больше его камеры, однако большую часть его внутреннего пространства должны были занять склады для предметов первой необходимости и детали машин. Главные двигатели уже были на месте – шесть изящных темных панелей, заполненных ультрафиолетовыми устройствами отдачи, симметрично располагались на одной из сторон диска – однако бригаде еще только предстояло установить систему охлаждения, которая с учетом продолжительности путешествия не могла ограничиваться несколькими баллонами со сжатым воздухом и требовала полноценного газогенератора, работающего на солярите.
– Разве для такого корабля подходит название «москит»? – спросил Рамиро.
Верано зажужжал.
– Пожалуй, нет. Но именно здесь мой дед построил первоначальный москит – тот, что совершил первый полет к Объекту.
– Вы внук Марцио?
– Да.
Рамиро почувствовал, что его тревога немного улеглась. О мастерстве Марцио ходили легенды, и хотя подобный талант едва ли передавался по наследству, большая часть его умений вполне могла передаваться от поколения к поколению, благодаря обучению и опыту.
– Для этой цели мы приспособили модель корабля, которую одна группа инженеров разработала за несколько лет до разворота, – объяснил Верано. – Их цели ограничивались созданием опытного образца шаттла для перелетов между Бесподобной и нашей родной планетой, но спланировали они, тем не менее, все до последней мелочи.
– Вот это я называю оказаться в первых рядах. Как они назвали эту модель?
– Объединитель, как это ни печально, – ответил Верано. – Полагаю, если мы и правда займемся массовым производством этих кораблей, нам придется подумать над более подходящим названием серии.
– Дезертиры? – предложила Грета.
Полдюжины мастеров цеплялись за строительные леса, орудуя всевозможными инструментами от стамесок до когереров. Рамиро подошел ближе; Грета, припустив цепь, последовала за ним. Верано предложил ему подняться по лестнице, ведущей в атриум, чтобы осмотреть корпус корабля с высоты. Оказавшись наверху, Рамиро увидел сквозь зазор во внешнем кольце жилые помещения корабля: четыре смехотворно крошечных прямоугольника, разделенных несколькими разъемами в полу, который сейчас занимал вертикальное положение – впоследствии каменщики воспользуются ими для установки перегородок. Сбоку располагалась кладовая для провизии, по размеру превосходившая все четыре каюты вместе взятые. Для выращивания собственного урожая им не хватит места. Если в зернохранилище проберется хоть один веретенник, экипажу грозит голодная смерть.
– Двенадцать лет в таком месте? – тихо пророкотал Рамиро. – О чем я только думал? – Он начал спускаться.
– Теперь отказываться поздно, – сказала в ответ Грета. – Передумаешь, и те же двенадцать лет тебе придется коротать безо всякой смены обстановки.
На этот счет у Рамиро были сомнения. Приближались выборы, и Советники неизбежно будут испытывать давление по поводу интернированных граждан. Расследование обстоятельств взрыва, впрочем, могло затянуться на несколько лет – к тому же в сознании некоторых граждан любой из противников новой системы должен был так или иначе взять на себя часть общей вины – но среди жителей Бесподобной было слишком много избирателей, чьи друзья или родственники оказались под стражей безо всякой веской причины, и
