— И как же? — не удержавшись, шепотом спросила я.
— Не знаю. Может быть, изменился, может быть, это всегда было здесь, в глубине сердца, а я просто не осознавал. Но теперь я уверен, — он запнулся, но затем произнес громко и отчетливо. — Эми, я люблю тебя, и буду любить всегда.
В комнате наступила тишина. Ее нарушало только потрескивание огня в камине и тихое дыхание дочери моего мужа, спящей рядом со мной.
Когда Фрэнк, наконец заговорил снова, его голос звучал очень устало:
— Не бойся, я не собираюсь уговаривать тебя нарушить одну из твоих драгоценных заповедей. Я думаю и надеюсь, что стал не таким эгоистичным, — он ласково рассмеялся. — Я был бы рад от души сказать тебе, что не хочу тебя физически, но это было бы неправдой. Я очень хочу тебя, очень. Но я не хочу соблазнять тебя, потому что знаю, что потом тебя загрызет совесть. Я только хочу сказать тебе, что если бы мы оба оказались свободными, я на коленях просил бы тебя выйти за меня замуж.
Внезапно он встал:
— Мне пора уезжать. Я не хочу вредить твоей репутации. Кроме того, я предвкушаю один из превосходных ужинов Этти Бартон и целую ночь в приличной постели.
— Ты приедешь завтра? — спросила я, не сводя с него глаз.
— Да. Не могу точно сказать, когда, но ты ведь будешь ждать меня? — я наклонила голову в знак согласия. — Даже если тебе придется ждать меня весь день?
— Да.
— Эми, чья любовь не ставит условий, — Фрэнк подошел ко мне, такой высокий и стройный. — Дай мне руку — я же француз, помнишь? — он наклонился и прикоснулся к моей руке губами, затем перевернул ее и поцеловал в ладонь. — До свиданья, Эми, моя сладкая.
Дверь тихо закрылась за ним. Я еще долго сидела, прижав ладонь к щеке, а голос Фрэнка все звучал и звучал у меня в голове: «Эми, я люблю тебя, и буду любить всегда». И при воспоминании об этих словах мое сердце пело от радости.
Глава тридцатая
Наконец, я отняла руку от щеки и поцеловала ладонь, в том месте, где ее коснулись губы Фрэнка. «Если бы мы оба оказались свободными...» Скоро он станет свободным — но не я. Я никогда не стану свободной. Но даже сознание этого не омрачало моей радости в этот вечер. Я взглянула на Клитию, коленопреклоненную, безнадежно любящую — бедная Клития, но у меня все было иначе, потому что мой солнечный бог любил меня.
Рядом со мной засопела и завозилась Роза. Я приветствовала ее пробуждение поцелуем и прижала ее к сердцу. Несмотря на весь вес ее крепкого юного тельца, я легко и быстро, словно девчонка, взбежала с ней по лестнице в детскую.
На следующее утро я, как обычно, пошла в кабинет имения. Мистер Селби в этот день был в Пеннингсе, а мне нужно было заняться счетами на зерно. Но даже когда я погружалась в сроки и количество пшеницы, намолоченной в этом месяце, и вносила поправки в план заготовки, мои глаза постоянно устремлялись к настенным часам. Складывая бушели и четверти, вычисляя урожай с акра, я все время ждала Фрэнка. Когда была вписана последняя аккуратная цифра, я схватила промокашку, захлопнула книгу и бегом побежала к двери, словно ребенок, избавившийся наконец, от уроков.
Я успела вовремя. Едва я покормила Розу и взялась за шитье, как мистер Тимс объявил:
— Лорд Квинхэм, моя леди.
Фрэнк быстрым шагом вошел в комнату, такой, высокий и ладный.
— Привет, милочка Эми. Ты накормишь меня обедом? — мое сердце подскочило в груди.
Пока мы обедали, Фрэнк рассказывал то о зрелищах, на которые собирался сходить перед возвращением, то о Париже в военное время. Он болтал со мной легко и беспечно, словно и не было вчерашнего разговора. За кофе он выкурил сигарету, вежливо попросив моего разрешения.
— Давай возьмем Флору на прогулку, но только вдвоем, — предложил он, потушив сигарету.
— А Роза...
Фрэнк прервал меня, встряхнув головой.
— Тебе будет слишком тяжело нести ее.
Роза захныкала, поняв, что, я ее оставляю, но Элен отвлекла ее. Флора, довольная и гордая тем, что ее выделили, побежала вниз рядом со мной, пока Фрэнк дожидался нас в холле. Он протянул ей руки, и она мгновенно подбежала к нему.
— Мы пойдем на прогулку в лес, Флора, — Фрэнк искоса глянул на меня, его голубые глаза светились насмешливым огоньком. — Но если мы опять найдем соню, то не будем будить ее, иначе твоя мама рассердится!
На прогулке Флора болтала с Фрэнком, тянула за собой, полностью завладев его вниманием. Придерживая ворота калитки, выходящей в лес, он вдруг повернулся ко мне.
— Флора, мы совсем забыли про твою маму, ей скучно, — он улыбнулся мне, и, несмотря на холодный февральский день, меня словно опалило жарким июльским солнцем.
Когда мы гуляли под оголенными ветвями, Фрэнк попросил меня:
— Эми, поговори со мной. Мне хочется услышать твой голос, нежный, как у горлинки.
— О чем мне поговорить?
— О чем угодно, — он запнулся. — Нет, не надо говорить ни о прошлом, ни о будущем. Давай поговорим о настоящем. Расскажи мне о том, чем ты занималась сегодня днем, обо всех этих мелких домашних делах, о маленьких обыденных пустячках, которыми заняты головки хорошеньких молодых женщин, таких, как ты.
Я подумала, что вряд ли Фрэнку захочется слушать о проблемах по выполнению распоряжений, присланных новым продовольственным департаментом. Вместо этого я рассказала ему о платье, которое шью для Флоры, и о новом чепчике, который собираюсь сшить Розе. Он слушал и улыбался, морщинки у его глаз постепенно расправились, его лицо снова стало гладким, как в юности.
Мы дошли до изгороди на краю леса. Фрэнк подхватил Флору на руки и одним движением переправил ее через деревянную перекладину. Она взвизгнула от восторга и удовольствия, оказавшись на ногах по ту сторону ограды. Он перескочил вслед за ней и, улыбаясь, повернулся ко мне.
— Давай руку.
От прикосновения его теплых, сильных пальцев все мое тело ожило. Пока я пыталась перебраться через ограду, Фрэнк подхватил меня за талию и одним движением, как Флору, перенес через перекладину ограды и опустил рядом с собой. Его руки еще удерживали меня, склоненное ко мне лицо стало серьезным.
— Эми? — сказал он шепотом. Его губы приблизились к моему лицу, но тут Флора потянула меня за юбку.
— Мама, я хочу посмотреть уток.
Я наконец, сделала попытку высвободиться из объятий Фрэнка, и он отпустил меня. Но, когда мы пошли дальше, его дыхание было глубоким и частым, словно от бега, а