На заре я почувствовала потребность кричать и бессвязно попыталась объяснить это.
— Кричите, леди Ворминстер, — успокаивающе сказал доктор Маттеус. — Дети далеко, они не услышат.
И я открыла рот и завопила, позволяя боли раствориться в бледном предрассветном освещении.
— Уже недолго, — тужьтесь, тужьтесь!
Одышка, стоны, потуги, сильные непроизвольные потуги, затем я почувствовала, что ребенок пошел наружу.
— А теперь, не тужьтесь — дышите чаще, как можно чаще — как собака.
Я дышала как Нелла, чувствуя, как ребенок продвигается наружу, пока наконец, он не выскользнул из меня.
— Мальчик, — объявил доктор Маттеус. — У вас сын, леди Ворминстер, прекрасный сын.
Я услышала его первый громкий крик, и силы прихлынули ко мне. Я села и потянулась вперед, чтобы взять сына у доктора и заключить в объятия его голое тельце. Я прижала его к себе, укрывая в объятиях. Сын, мой сын — наш сын. Глядя в его красное морщинистое личико, я искала сходства с отцом, но младенец был совершенно лысым, и я засмеялась. Его ручонка потянулась ко мне, рот открылся, поворачиваясь к моей груди. Отогнув ночную рубашку, я прошептала:
— Иди сюда, к своей маме, — когда он взял грудь, я переполнилась любовью и радостью. — Славный крепенький мальчик.
— Да, и какой большой — неудивительно, ведь вы переходили. Ваша светлость не проронили ни слезинки во время родов.
Ребенок ритмично посасывал грудь, пока я не почувствовала схватки выходящего последа и не застонала.
— Давайте, я возьму его, моя леди.
— Нет, нет еще... — но его временно забрали у меня.
— Все позади, моя леди — теперь вам и младенцу нужно помыться.
Чистые прогретые пеленки, тугой бандаж на живот — и прочие памятные ухищрения после родов. Затем миссис Чандлер помогла мне обмыть потное тело, переодела в чистую ночную рубашку, расчесала и заплела мои волосы. Наконец, я откинулась на подушки с сыном в руках. Я смотрела в его светлые голубые глазки, таращившиеся на меня в ответ. Он был так прекрасен, мой сын, и я выказывала ему свою любовь, лаская, трогая, укачивая его.
В комнату постучалась и вошла Клара, на ее лице сияла улыбка.
— Я уже рассказала всем, мистер Селби с мистером Тимсом уже открыли бутылку портвейна. Может быть, доктор тоже захочет выпить стаканчик? Они просидели там всю ночь! Элен говорит, что приведет девочек, как только ваша светлость будет готова.
Я отдала сына миссис Чандлер, одарив его напоследок поцелуем. Она положила его в детскую кроватку, и мои руки освободились для Розы и Флоры. Обняв и расцеловав их, я сказала:
— Посмотрите, кого вам принес доктор Маттеус — маленького братца!
Они недоуменно уставились на братца. Роза нерешительно потянулась к нему пальцем, Флора попросту отвернулась от него и стала рассказывать мне, как они жарили каштаны.
Когда Элен увела их на завтрак, доктор Маттеус пришел для последнего осмотра. Проверив мою температуру и пульс, он сказал:
— Селби послал телеграмму вашему мужу. Я дал ему такое сообщение: «Леди Ворминстер благополучно разрешилась здоровым и прекрасно сложенным сыном. Мать и ребенок чувствуют себя хорошо». — Он улыбнулся. — Я не хочу давать ему повод для дальнейшего беспокойства — у него уже было достаточно тревог.
— Спасибо — и спасибо вам за все, что вы сделали. Его улыбка стала шире.
— Я очень рад. Мало что на свете приятнее, чем помочь разрешиться здоровым ребенком. А теперь вам нужно поспать.
Миссис Чандлер подошла к кроватке и вынула оттуда моего спящего сына.
— Вы, наверное, захотите взять его, — это был не вопрос — она все понимала. Она подала мне ребенка. — Вот молодой его светлость.
«Молодой его светлость» — потому что мой сын был лордом Квинхэмом. Я была потрясена, это осознание столкнуло мою радость с мукой потери. Все выглядело так, словно Фрэнка и не было никогда. Я отвернулась, чтобы миссис Чандлер не увидела моих слез.
— Я буду в соседней комнате, — продолжала миссис Чандлер. — Позвоните, если вам что-нибудь понадобится.
Когда она ушла, у меня потекли слезы. Я плакала о Фрэнке. Мой ребенок завозился и повернул ко мне голову, ища грудь. Я машинально дала ее ему, новому лорду Квинхэму. Справедливо, что он будет зваться так — перворожденный сын Лео. Но я не забыла Фрэнка и никогда не забуду.
Следующее письмо Лео было написано карандашом. Слезы снова покатились по моим щекам. Мне так хотелось, чтобы он еще немного побыл в безопасности. Я показала адрес миссис Чандлер, она ободряюще похлопала меня по плечу и сказала:
— Не забудьте, скоро прибывают американцы. По словам мистера Тимса, это будет большим подспорьем, — мне стало стыдно, потому что она недавно потеряла своего сына, но держалась так храбро.
Письмо Лео было очень коротким, но я понимала, что это из-за невозможности писать его долго. Лео писал, что рад моему благополучному разрешению, рад, что все чувствуют себя хорошо, и предлагал мне самой выбрать ребенку имя. Я огорчилась, потому что думала, что он захочет сделать это сам. Затем я одернула себя — он был слишком занят, чтобы думать о подобных делах. И я назвала сына именем дедушки. Того звали Джеком, но Джек — это сокращенное от «Джон», значит, сын будет Джоном. Сама я стала звать его Джеки.
На следующий день мистер Селби собирался зарегистрировать рождение, и я попросила миссис Чандлер пригласить его посмотреть на ребенка. Он вошел в дверь, розовый от смущения, но я заметила, что он рад приглашению. Полюбовавшись малышом, он спросил:
— А второе имя, леди Ворминстер?
Одно из имен Лео нравилось мне, но я знала, что он ненавидит это имя.
— Как вы смотрите на то, чтобы стать крестным отцом, мистер Селби? — спросила я.
— Я сочту это за честь, леди Ворминстер, — еще гуще покраснел он.
— Тогда, может быть, дадим ему ваше имя — по-моему, Джон Эдуард звучит неплохо. — Мистер Селби выглядел очень польщенным. — А третьим именем можно взять «Леонард». Звучит почти как Леонидас, но не настолько похоже, чтобы раздражать Лео, — мы оба улыбнулись.
Он все время нуждался во мне, мой Джеки. Если я клала его в кроватку поспать, он начинал кричать сразу же, как
