— Должно быть, в Тёмном Городе это вызвало массу затруднений. Неужели все мужчины начали стаями ходить вокруг вас?
Азазель впился в него взглядом.
— Не говори глупостей.
— Потому что именно это и случилось бы, если бы демон Лилит была рядом. Никто не смог бы устоять перед ней. Они, вероятно, попыталась бы убить тебя, но ты выглядишь невредимым. Как так вышло?
— Понятия не имею. Мне потребовалась вся моя сила, чтобы противостоять ей.
— И как сильно ты сопротивлялся ей, дружище? Тебя, кажется, особенно беспокоит её состояние.
— Потому что это наша вина. Моя вина. Я передал её им, зная, что они могут с ней сделать! — яростно воскликнул он.
— Именно так мы и договорились. Вот почему ты взял её с собой в Тёмный Город, отвёз к Белоху. Конечно, мы понятия не имели, что Белох — это Уриэль. Интересно, всегда ли он был им или Уриэль просто захватил Тёмный Город и демона, что его контролировал.
— А мне плевать, — прорычал Азазель.
Мягкий смех Разиэля не улучшил его настроения.
— Итак, ты сделал, как мы договаривались, а потом внезапно вошёл и забрал её обратно, чем привёл Уриэля в ярость. Почему?
Он говорил скорее с любопытством, чем с осуждением, но когда роли поменялись, бывшему ученику стало трудно делать выговор учителю. Особенно когда Разиэль нарушил закон почти таким же образом не так много лет назад.
— Потому что она...
Потому что она ничего не знала? В этом он не был уверен. Потому что она была кем-то другим? Он знал, что это неправда, за этими яркими, любопытными карими глазами и копной рыжих волос скрывалась первая жена Адама, та, что спала с демонами и душила младенцев.
— Потому что я так захотел, — запинаясь, закончил он, пытаясь скрыть своё раздражение. — И я доверял своим инстинктам.
— А ты не подумал, что твои инстинкты могут быть затуманены сильным сексуальным влечением к Лилит? Потому что мне неприятно говорить это тебе, но совершенно очевидно, что ты был увлечён, и по большей части ключевое слово, ею.
— Я не понял... чёрт бы тебя побрал! — он резко повернулся к нему. — Она умирает, а ты смеешь отпускать похотливые шуточки?
Разиэль покачал головой. Волосы у него были длиннее, благодаря жене они теперь спускались ниже плеч и были распущены, и развевались на лёгком ветру.
— Элли спасёт её. Она не умрёт, я это чувствую. Ты бы тоже мог, если бы не был так поглощён своими эмоциями.
— У меня нет эмоций.
Разиэль разразился громким смехом.
— Тогда почему ты спал с ней?
— Белох, Уриэль заставил меня, — и тут он понял, как нелепо это звучит. Уриэль не заставлял его делать то, что он не хотел делать под каким-либо предлогом. Он снова свирепо глянул на Разиэля. — Я спал с ней, потому что хотел этого. Ты такой ответ от меня ждешь? Я сказал себе, что иду на это ради того, чтобы посмотреть, смогу ли я устоять перед ней, но мы оба знаем, что это не более чем ложь. Хочу я это признать или нет, но я хотел её, и с тех пор... не знаю, когда именно. Задолго до того, как я предложил её Нефилимам.
— Честность всегда полезна для души, — небрежно заметил Разиэль. — Доверься Элли. Ты достаточно доверился ей, чтобы принести сюда Рейчел и отдать её в руки Элли. Думаю, что беспокойство о том, будет ли Рейчел жить или умрёт, пустая трата времени. Она будет жить. У тебя есть гораздо более серьёзные причины для беспокойства.
Азазель отодвинулся, чтобы посмотреть на него.
— И что же это за причины?
— Что, чёрт возьми, ты собираешься с ней делать, когда она очнётся?
Глава 16
ЭТО БЫЛО ОЧЕНЬ СТРАННОЕ ЧУВСТВО. Это походило на рождение в первый раз, бесчисленное количество раз. И всё же я знала, что это в последний раз — это была одна из немногих моих данностей. Больше никаких имён, никаких жизней. Только вот эта.
Туман боли медленно рассеивался. Мир снова обрел чёткость, и я увидела, что лежу на больничной койке, а все необходимые трубки входят и выходят из моего тела. Я наблюдала за ними с отстранённым интересом. Как будто они были привязаны к кому-то другому. Это сломанное тело предало меня, причинив мне столько боли, и я предпочла держаться в отчуждении.
Я чувствовала запах моря. Я всегда боялась океана, притяжения прилива, волн, которые могли обрушиться на тебя и сбить в удушливую воду.
Странно, ведь меня обвиняли в удушении младенцев.
Собственно, старые воспоминания казались более реальными, чем моё нынешнее состояние, наполовину входящее и наполовину выходящее из наполненного болью кошмара. Теперь я знала своё проклятие. Оно заключалось не в убийстве невинных детей. А в том, чтобы подхватить, укачать и унести их в безопасное место, когда что-то обрывало их жизни.
Самым тяжёлым было сохранять равнодушие. Этот акт называли по-разному — колдовством, смертью в колыбели или синдромом внезапной младенческой смерти. Я несла их на руках и омывала слезами, каждая потеря была такой мучительной, словно это был мой собственный ребёнок. Это было жестокое и чудовищное наказание, но было и нечто большее в этом.
Я утешала бесплодных женщин. Я держала их в своих руках, пока они спали, и пела им песни. Я шла к их мужьям и шептала им, а они вставали и брали своих жён, и иногда, только иногда, внутри женщин зарождались дети, которых они так жаждали. Но слишком часто они горевали, и мужья уходили куда-то ещё, а мне оставалось только горевать вместе с ними.
Я возлегла с чудовищами. У меня было тело, которым пользовались до тех пор, пока оно не изнашивалось, а потом меня давалось новое тело, а потом снова новое, так как нечистота их тел оскверняла моё человеческое тело. Их члены были бесформенными, колючими, когтистыми и отвратительными, и каждую ночь моё тело разрывалось от боли, в наказание. Но с этим было покончено. Они давно канули в небытие, а это тело было новым. Я помнила только свои действия, но не то, что чувствовала. Я была избавлена от этого, пока медленно возвращалась к жизни.
Я возлегла с человеческими мужчинами, и всегда была сверху. Мой грех таился в том, что я поставила многое под сомнение, и моё наказание было велико. Я ложилась с человеческими мужчинами и использовала их, потому что они этого жаждали, но я ничего не чувствовала.
И я возлегла с падшим ангелом и почувствовала слишком много.
Из-под полузакрытых век я наблюдала за женщиной, которая