«Я люблю тебя. С первого взгляда, с первой улыбки, с первого прикосновения» – его признание на горе, среди проплывающих мимо нас облаков.

Забавно, и, возможно, когда-нибудь я даже улыбнусь, вспоминая об этом, но оба Адзауро сами вручили мне оружие, которое я обратила против них. Старший господин использовал скополамин и подставился под удар. Младший – рассказал о своих чувствах и… тоже подставился. Все, что сейчас наблюдал Чи, было отражением его собственных слов: «Я люблю тебя. С первого взгляда, с первой улыбки, с первого прикосновения». Это я сейчас и отыгрывала – безумную влюбленность с первого взгляда, с первой улыбки, с первого прикосновения. Мог ли Чи не поверить в искренность моих чувств? Едва ли. Тот, кто сам полюбил с первого взгляда, вполне допускал появление подобных же чувств и у меня, потому что для Адзауро-младшего я никогда не была профессионалом. Девушкой, невинной и слабой, но не профи. А император – соперником, более могущественным, более богатым и более опытным, чем сам Чи. И даже, вполне возможно, более красивым. Кто знает. Это в моих глазах Чи, к сожалению, останется самым красивым во всей обитаемой Вселенной, а для Ятори идеалом красоты был как раз император Изаму. Прекрасный настолько, что даже не усомнился – чужая невеста безнадежно влюбилась в него с первого взгляда, забыв о своем более молодом женихе, об этикете, традициях и допустимом.

И император воистину наслаждался ситуацией и своим превосходством над тем, кто номинально являлся моим женихом. Вероятно, в этот миг монарх Ятори испытывал приступ тщеславного самодовольства и да, упивался унижением Акихиро Чи Адзауро, упивался открыто и показательно. Ятори – здесь все аристократы были законченными психами, император не стал исключением.

Он повел меня в зал для торжеств, мы шли первыми, как и полагается собственно императору и его сопровождающей, позади нас следовали Чи и императрица, далее Адзауро-старший и его супруга, а после уже все остальные, до которых нам не было никакого дела.

– Так я, по-вашему, красив? – лукаво поинтересовался император, придерживая меня, когда я переступала ступеньку у двери.

– Красив?! – эхом отозвалась вновь залившаяся краской я. – Это слово едва ли отражает действительность… ваша красота завораживает. Она ранит острыми осколками волшебного видения, она… и нет никакой возможности сделать вдох… Это преступление быть таким красивым, мой император.

И я снова показательно опешила от собственных слов, покраснела, опустила взгляд и смутилась, сделав вид, что ни разу не заметила самодовольной ухмылки монарха.

– Так вам тяжело находиться рядом со мной? – почти насмешка.

Он проверял меня.

– Практически невыносимо, – прошептала я, еще ниже опустив голову.

И его рука сжала мою ладонь чуть сильнее.

Проверка пройдена.

Если бы я начала заверять, что быть рядом с ним просто-таки неземное счастье для меня, это было бы предсказуемо для него и провально для меня, а так… Маленькая влюбленная бабочка, летящая к прекрасному сверкающему огню, из-за неопытности не разобравшаяся, какие чувства испытывает.

Все было идеально.

Испуганная, нуждающаяся в помощи и поддержке я и сильный, уверенный, властный он. Убойный коктейль. И моя искренность только добавляла огня в начинающий полыхать костер его заинтересованности.

– Простите, – вымолвила срывающимся голосом, – я не знаю, что со мной, говорю какие-то глупости, я… простите…

– Все хорошо, маари, – произнес император, – от вас я готов слушать любые глупости.

Маари?

Маари?!!

Дохлый дерсенг, кажется… я перестаралась.

И что делать? Бракованный навигатор, какая маари?! Как реагировать? Поощрительно улыбнуться – и ужин может уже не начаться. Испугаться? Слишком адекватная реакция для как бы не совсем адекватной меня. Смутиться? Тупой путь.

Пошла по острому.

– Кажется, вы оговорились, – прошептала, снова краснея.

– Вам показалось, – многозначительно произнес император, погладив тонкую кожу на моем запястье большим пальцем.

Мне хана!

И император лишь подтвердил это, когда я, вконец засмущавшись, попыталась отнять свою руку, а он не позволил, сильнее сжав мою ладонь. И даже не то чтобы сильно, скорее… властно.

Ну… что тут можно сказать – уже завтра это будет не моя проблема, осталось только как-нибудь выдержать сегодня. И отреагировать.

Следовало как-либо максимально достоверно отреагировать.

Я потрясенно посмотрела на императора, он покровительственно улыбнулся в ответ лишь уголком рта, то есть исключительно для меня.

Да, это будет долгая ночь… очень долгая…

По протоколу возле императора было три свободных места, я сразу не усекла, какого дерсенга, а оказывается, это изначально шел расчет на гейш. Далее, по левую руку должна была сидеть императрица, по правую – мы с Чи, на другом конце стола хозяева дома – Адзауро-старший и его жена.

Сейчас же… возникла крайне неловкая ситуация – три места возле императора были женскими, с подушечками, украшенными цветущими орхидеями, и самого императора это более чем устроило. Он сел на свое место, по левую руку от него усадили меня, далее – Чи с императрицей. То есть Адзауро-младший находился в двух местах от меня. Практически в трех. Потому что рядом со мной место было пустым, потом сидела императрица, и уже только после Чи… место рядом с ним тоже пустовало, там, по идее, должна была бы сидеть я, но… треклятое «но».

Несмотря на сто раз это треклятое «но», я украдкой глянула на Акихиро. Он сидел так, словно окаменел, неестественно прямо, с бесстрастной безжизненной маской на лице, и даже его глаза, казалось, погасли. Увы, император заметил мой взгляд.

– Маари, – произнес он, и я увидела, как дернулась щека Чи, словно от пощечины, – в традициях Ятори проявлять искреннее гостеприимство. Вам не стоит смущаться близости к гостю, возможно, вашего дома.

«Возможно»?

Скотина, неплохо так расставил акценты. Настолько неплохо, что императрица побледнела до синевы и теперь, как и Чи, сидела сломанной, но отчаянно держащей лицо куклой. Она все и расслышала, и поняла.

Но могла ли понять подтекст юная, наивная, оглушенная чувствами девочка?

Естественно, нет.

Я вскинула взгляд на императора, и смущение в моих глазах начало отступать под натиском восхищения, а капли белладонны я закапала еще в ванной, так что мои зрачки сейчас были огромными, как и полагается по уши влюбленной дурочке. Такой абсолютно увязшей в паутине первых чувств дурочке.

И по губам императора скользнула полная предвкушения усмешка – мною планировали наслаждаться, долго и мучительно, испытывая весь спектр эмоций и чувств, которые искушенный мужчина может получить от наивной и неопытной девочки.

И вот тут стал явным мой основательный просчет – эту девочку император уже считал своей. И наслаждаться планировал тоже сам. Я перестаралась. Я сильно перестаралась.

– Мой дар! – провозгласил Изаму, и слуги поднесли нам два бочонка с алкоголем из императорских винокурен.

И второй мой просчет заключался в том, что разносить и наливать гостям императорский дар должны были гейши! От того и бочонков было два, но… гейш-то уже не было. А я лично рассчитывала на один бочонок и, собственно, на то, что разливать его по бокалам доверят мне, позволяя проявить всю свою грацию и изящество, но увы…

– Я столь искренне польщен приемом, оказанным мне родом Адзауро, – произнес Изаму, – что доверю сей акт проявления уважения и признательности моей супруге. Императрица?

Твою мать!

«Кей?!» – раздалось напряженное в наушнике от Слепого.

Операцию я взяла под свою ответственность, по идее, мой бывший шеф не имел права вмешиваться, но и нервозность Слепого могла понять – все пошло не по плану от слова «совсем».

И это была не та ситуация, в которой я могла отсидеться, смущенно опустив голову и глупо улыбаясь, тут следовало действовать.

– Господин, позвольте мне! – Я вскочила, пылая энтузиазмом, присущим только непосредственным детям. – О! Ох! – прижала ладони к пылающим щекам. – Простите! Я хотела сказать