Дурацкий выходил разговор, да, более чем дурацкий, но почему-то мне хотелось рассказать.
– Нет. – Адзауро-младший был умен, он уже понял, что меня продавали.
Мы лежали на боку, я и он, лицом друг к другу, и я тонула в его глазах, таяла, как льдинка на углях, рассыпалась, как хрустальный дворец, на осколки…
– Меня – дважды, – не знаю, как смогла это выговорить.
Он ничего не сказал. В темных омутах его глаз лишь всколыхнулось что-то почти демоническое, но его ладонь легла на мою щеку, большой палец стер непрошеную слезинку, и все же… все же я продолжила:
– Первый раз как кусок мяса, в счет уплаты долга пластическому хирургу, которому запретили вести практику на всех планетах Галактического союза, я в целом до сих пор не могу понять, как он оказался на Гаэре. Но одно я поняла очень отчетливо – те, кто запретил ему проводить операции, были правы. Были на сто процентов правы. Тебе нравится мое тело?
Он снова не ответил. Я видела боль в его глазах, видела ярость и желание найти того, кто уже был мертв, а я… Наверное, я просто хотела выговориться:
– Все операции он проводил без наркоза…
И я вдруг поняла, что не могу говорить об этом дальше. Попыталась, впервые в жизни ведь попыталась, но… не могу.
Адзауро тактично не стал спрашивать, лишь сгреб в объятия и прижал к себе, так крепко, словно не хотел отпускать, хотел держать так всегда, просто всю жизнь.
Я многое читала о любви, готовясь к соревнованиям по спортивному обольщению. Масса литературы, информации о глубинных инстинктах, исследований, монографий, допуск к результатам самых жестких экспериментов… И вот он, итог – я могу влюбить в себя любого, практически любого мужчину, но что такое любовь, начинаю понимать только сейчас. Любовь – это желание быть рядом, ощущать прикосновения любимого, все и разом, смотреть в его глаза и тонуть в них, раствориться в том, кто вдруг стал важнее жизни.
– Что стало с тем хирургом, Кей? – тихо спросил Акихиро. – Он жив? Скажи, что он жив, пожалуйста…
Я подавила улыбку, прижимаясь к его груди. Мой мужчина, мой монстр, мое чудовище – вот первая его мысль сразу о том, чтобы наказать гада.
– Ты опоздал, – «утешила» я Чи и вернулась к рассказу: – Он продал меня работорговцам Астероидного братства из группировки Полутени. И если первый акт купли-продажи я лежала на носилках, связанная по рукам и ногам, практически до беспамятства одурманенная наркотиками, то… второй раз это действительно было унизительно.
Я прижалась к нему сильнее, вдруг остро ощутив то мерзкое чувство беспомощности, ужаса и отвращения, что испытала тогда.
– «Это не мое тело»… «Это не мое тело»… «Это не мое тело»… Я шептала себе эту фразу как заклинание, как мантру, как молитву. А они осматривали, ощупывали, трогали без стыда и стеснения. Я не была для них человеком, я была куклой, и они хотели узнать, остались ли где-то на теле этой куклы шрамы от швов и разрывов. Не осталось… Только в душе их было так много, что хотелось орать от боли, но… мне повезло, я была девственницей, а потому цена взлетела в три раза мгновенно, и вместо борделя на Танарге, где так ценят подвергшихся операциям, меня купил торговец с Баяндеша.
Я помолчала, успокаиваясь и прислушиваясь к биению сердца Чи, которое стучало все быстрее и быстрее.
– Знаешь, у них там очень своеобразная культура, – прошептала я, касаясь пальцами пуговиц на рубашке Акихиро, – считается, что если мужчина проведет ночь с девственницей, красивой юной девственницей, то этим обретет милость богов, молодость, ну и прочий бред, в который они верят самым идиотским образом.
– В культуре Ятори есть нечто подобное. – Адзауро нежно погладил меня по спине. – Считается, что, взяв невинность, мужчина продлевает свою молодость и мужскую силу. Поэтому все гейши начинают карьеру с продажи девственности. И чем выше ее стоимость, тем более высокое место в иерархии занимает гейша.
М-да…
– На Баяндеше иначе, – усмехнулась я. – После лишения невинности девушка – отработанный материал, ее выбрасывают на улицу. Буквально. Чаще всего абсолютно нагую, одежду швыряют следом. Но могут и не вышвырнуть…
Я ощутила, как напрягся Чи, как вдруг обозначились его стальные мышцы, как иначе забилось сердце, как…
– И он тоже уже мертв, расслабься. – Запрокинула голову и посмотрела в глаза своего монстра.
– И… кто? – стараясь казаться спокойным, спросил Чи.
Я улыбнулась. Не смогла удержаться. Было бы с чего улыбаться, конечно, но все же почему-то правда стало смешно.
– Слепой, – сообщила Акихиро, и улыбка невольно померкла.
Наверное, это был максимум, на котором я бы предпочла остановиться, но Чи тихо спросил:
– Как?
Как?.. Хороший вопрос. Отвечать не очень хотелось, если честно, но раз уж начала… И я быстро, сжато и коротко рассказала:
– Он был на соседней койке. Его привезли одним из последних, Майкони выкупил его у кого-то из пиратов, когда Слепому уже вживили фасеточные глаза, и в какой-то момент, перестав орать от боли, я услышала его хриплый шепот: «Все будет хорошо, Кей». Меня тогда это удивило, то, что он придумал мне имя. Но Слепой сказал – это на счастье, сказал, что перевод моего имени – Ключ, ключ к свободе.
Подумав, тихо добавила:
– Это заставило думать не только о себе. Знаешь, когда думаешь лишь о себе, пропадает желание жить, и я уже хотела сдаться, но Слепой и его слова… я решила, что стану его ключом к свободе, чего бы мне это ни стоило, и… уже после того, как меня купили, уговорила торговца приобрести и Слепого, и… мой каприз исполнили. Красота… я быстро и успешно научилась пользоваться ее преимуществами, у меня не было иного выхода, потому что я стала единственным шансом на спасение для Слепого. Так что торговец с Баяндеша покупал меня не как товар, он купил меня для собственного… пользования и был очарован мной, в смысле, результатом пластической хирургии Майкони, настолько, что я попросила, он исполнил просьбу. Было ли мне жаль этого рабовладельца в тот момент, когда Слепой его убивал? Нет. Ни капли. Я сыграла свою роль, это была просто роль, у которой имелась цель – спасти человека.
Я замолчала, несколько секунд пытаясь просто забыть весь этот ужас, а после…
– Слепой оказался одним из людей Исинхая. Вместе нам удалось добраться до центра связи, и он послал своим код. Нас перехватили практически в атмосфере Баяндеша, и я никогда не забуду глаза Исинхая, когда он понял, что я единственная дееспособная девушка на корабле. Единственная. Остальных сломали…
Чи молчал.
А я:
– Ненавижу ублюдков. Ненавижу всем сердцем. Быть приманкой? Я буду наживкой для уродов столько, сколько нужно, столько, сколько могу… Знаешь, я видела родителей, тех родителей, которым возвращали их сломанных дочерей… Это настолько страшно, что тогда я испытала даже некоторое облегчение от того, что моей семьи уже нет и они никогда не увидят меня такой… Не особое утешение, я знаю. – Горькая усмешка, но еще больше горечи в груди. – Но это все, что мне осталось – паршивое утешение и умение пользоваться своей вылепленной безумным профессором внешностью. Вот я и пользуюсь, сколько могу и как могу.
Выговорилась и замерла, осознав, что тяжело дышу, а слезы… Я стараюсь не плакать, никогда не плакать, прекратила это и сейчас.
Адзауро все так же нежно обнимал меня, не говоря ни слова. И я была очень благодарна ему за эту возможность высказаться, хотя, наверное, ему
