– Сава, к нам! – услышал он со стороны резкий требовательный голос. – Сюда, да поскорее!
Добрыня первый сообразил, что Малфрида зря кликать к себе не станет. А потом и сам заметил, что твари ее не трогают. Поэтому, схватив в охапку Даа, кинулся к чародейке. Снова кликал Саву. Наконец тот что-то понял и, продолжая отбиваться, стал приближаться. А Малфрида уже указывала на очередной узкий проход, вталкивала, а сама, отступив, шла последней.
Существа не смели ее тронуть, они метались, скалились в проходе, даже кусали и грызли друг друга с досады. А потом, словно получив приказ, вдруг исчезли. Тихо так стало… После стоявшего только что шума такая тишина просто оглушала. Путники, замерев в проходе, переводили дыхание, смотрели друг на друга. Неужто все?
Добрыня двинулся дальше во тьму. Проход был узок, но он видел и во мраке, даже не стал просить факел. Сейчас он остался только у Савы, который проводил им по стене, склонялся, когда проход оказывался низок для столь рослого парня. Даа же скользил перед ним, будто боясь отстать от своего защитника Добрыни. И самой последней беззвучно двигалась Малфрида.
Порой проход заметно расширялся, во мраке угадывались колонны сталактитов. Малфрида разглядывала их – нет ли похожего на ту колонну с аркой наверху, какую видела, когда колдовала о мече? Но нет, колонны были разные, по-своему красивые и величавые, но не такие идеальные, как из ее видения. И за ними таился мрак, но мрак не был пустым: в этом сумрачном подземелье то и дело слышались звуки: что-то скрежетало, утробно порыкивало, иногда всхлипывало, как от плача. Это давило на голову, ужасало, вызывало дрожь. Даа не выдержал, зарыдал. Добрыня схватил его за плечо, потряс, шикнул. Оглянулся на мать, и она указала на черную дыру следующего прохода.
Добрыня шагнул, пригнулся, двинулся дальше, когда смог выпрямиться. И вдруг замер. То, что он услышал совсем близко… Он хорошо видел в темноте, потому и заметил выступ стены, какой им предстояло обойти. Вот за него что-то и скользнуло. А потом совсем рядом опять раздался звук, поразивший его. Кошка никак мяукнула?
Почему-то тут, под землей, это показалось особенно жутким. Добрыня замер, прислушиваясь. И опять негромкое тонкое мяуканье. Потом в отдалении отозвалось еще одно тихое «мяу».
Посадник осторожно выглянул из-за каменного выступа – и остолбенел. Прямо на него смотрело странное белесое существо. И впрямь похожее на кошку, но на мордочке только глаза и уши, причем огромные, куда больше, чем у обычных кошек. А еще существо это было без шерсти, голое, белое, с чудовищно длинными передними лапами и тощими задними, которые были короче, отчего казалось, что подземная кошка сидела или, наоборот, стояла, опираясь на передние. А жутким было то, что ее взгляд не был бессмысленным. Она с явным интересом рассматривала Добрыню.
Он медленно перехватил копье. Тварь перед ним была из плоти, это не призрак, а значит, может напасть и быть побежденной. И ему надо сделать все ловко, с одного удара, ибо за этой огромной голой кошкой мелькали еще тела – лазили по стенам, висели под сводом вниз головой. Если они нападут… да еще окажутся столь же ловкими, как обычные кошки, то…
Но Малфрида успела перехватить его копье, удержала обеими руками, не давая сделать выпад.
– Тсс! Не тронь. Это земляные кошки. Если их не злить, пройдем спокойно.
И Малфрида стала что-то негромко и ласково наговаривать, едва не напевала.
– Да что я, земляных кошек не видел ранее? – буркнул Добрыня.
Он много разных духов замечал ранее, однако те земляные кошки, какие, по поверьям, стерегут клады на поверхности, выглядели совсем иначе. Почти как обычные, только глаза куда больше и горят во тьме особым светом. А эти… размером почти с волка или теленка, голые, мускулистые, с тонкими длинными хвостами.
Малфрида никак на его слова не отреагировала, все еще ласково бормотала, и замершее перед ними существо с треугольной мордой и большими темными глазами потянулось к ней, дало себя погладить, прищурилось. Ну совсем как обычная кошка. А потом они услышали тихое довольное мурлыканье.
Кошки появлялись отовсюду. Ловко цеплялись за щербатые камни длинными тонкими хвостами, лазили по стенам и сводам, выбирались из узких расселин, будто черви. Они стали сходиться на ласковый голос ведьмы, однако враждебности не проявляли, даже выгибались, подставляли головы, мурчали. Добрыня в какой-то миг решился и тоже коснулся выгибающейся рядом твари. Она была холодная, скользкая, как рыбина, но ласка ей понравилась. Вот он и почесал ее за острым холодным ухом. И через миг тварь едва ли не легла у его колен, подставляя спину, тыкалась ушастой головой в ладонь.
Ну хоть смейся!.. Однако напряжение не проходило. Кошки обступили их, и одна из них, приблизившись к Саве, вдруг выгнула спину и зашипела.
– Не вздумай творить свое христианское заклятие!.. – властным шепотом приказала Малфрида. И через миг: – А если сможешь, поговори с кошкой, как с обычной, домашней.
– А как с домашними разговаривают? – удивился Сава.
– Ласково. – В полутьме угадывалась улыбка ведьмы. – Ласковое слово и кошке приятно.
Ну, за лаской Саве далеко ходить не надо: будучи по натуре добрым, мягким человеком, он стал что-то нашептывать, гладил голых тварей с острыми ушами и темными пятнами глаз. Они терлись об него, даже толкали, хотя были далеко не маленькими. Ну а уж мурчали как!.. От этого мягкого трепещущего звука даже в подземелье стало как-то уютнее.
Но не все подземные твари потянулись к пришлым. Были и такие, которые продолжали лазить по уходившей во тьму пещере, свисали сверху, ковыряя длинными лапами в расселине, или проскальзывали в трещины подземной тверди. И, видать, что-то находили там. То у одной в пасти сверкнул самородок, то у другой зеленый яркий камень можно было заметить. И так, удерживая их в пасти, они возвращались к чужакам, словно хотели отдать им свои дары.
– Они всегда злато и самоцветы разыскивают, такова их природа, – пояснила Малфрида.
Добрыня взял один из камней. Мать честная! Вот это самородок! Но зачем он ему сейчас?
– Если бы в другой раз,
