Сверху спускался Сава; веревка, какую удерживал Добрыня, чуть подрагивала. «Только бы не заорал со страху, очутившись тут», – подумал посадник. Что еще устроят эти твари, когда почувствуют рядом того, кто страшится, лучше и не знать. Но все оказалось проще простого: Сава спустился, осветил Малфриду и Добрыню факелом… Со свету он не мог видеть тех, кто таился во мраке.

– Сейчас Даа спустится. Подождем шамана.

Конечно подождем. Не оставлять же паренька этой нечисти!

Добрыня не сказал этого вслух, просто ожидал, когда Сава сам все поймет. И когда тот поменялся в лице… Ну хоть орать не начал.

Факел в его руке вспыхивал и потрескивал. Сколько он еще будет гореть в сыром мраке, сколько у них с собой факелов? Добрыня пожалел, что не проследил за этим, доверив все Даа. Хотя шаман парень толковый, ему стоит доверять, а не только на себя надеяться.

Даа спускался со своим факелом. Даже улыбнулся спутникам, оказавшись внизу. И не понял, почему его не приветствуют, а пялятся во тьму за его спиной.

Оттуда тоже пялились. Бледные тени, различимые лишь на грани света и тьмы, то появлялись, то отступали, словно опасаясь живого огня. Добрыня зажег еще один факел и пошел на них – и тут же услышал пронзительный писк, различил шипение. Даже слова разобрал: «Не всегда огню гореть!..»

– Не туда идешь, – почти спокойно произнесла рядом Малфрида.

И она повела их. Шагнула на призраков в другой проход – и они растворились во мраке. Добрыня мог бы поклясться, что матушка и к заклинанию не прибегала, просто пошла. Он вдруг понял: тени не нападут. Это просто тени. Ужасы подземелий, отступающие перед тем, кто не обращает на них внимания.

Сообщил это следовавшим за ним, в первую очередь перекошенному от ужаса шаману:

– Начнете вопить – сам вам голову размозжу. И учтите, пока мы не боимся, они отступают.

К его удивлению, Даа подтвердил:

– Тень волка не нападает, знаю. И это не кромешники лембо. Вот когда появятся лембо…

Что тогда будет, никто пока старался не думать. Не буди лиха, пока оно тихо. Вот и шли молча. Только языки огней колебались слегка, разгоняя мрак и тех, кто таился в нем. Сава время от времени задерживался, отставал. Добрыню это злило. Чего мешкает? Опять молится, что ли?

Впереди шла Малфрида, уверенно, прямо. Она сама понятия не имела, почему идет именно в этом направлении. Ее вело некое тайное чутье, почти как у зверя на охоте, не говорящее в полный голос, а неслышно подсказывающее: туда…

А еще перед ней всплывало и исчезало недавнее видение: арка каменная и под ней светловолосый воин. Бледное светящееся лицо с высокими скулами, темные дыры глаз. Кромешник. И он охраняет меч-кладенец, который она по глупости своей пообещала раздобыть для сына. Вот уж действительно по глупости. Сейчас Малфрида понимала, что сделала это, не подумав. Но Добрыня уже решился, а такого, как он, переубедить невозможно. Этот скорее пойдет и голову сложит… Или победит. Значит, ее долг – помочь ему одержать победу.

Малфриде даже хотелось воззвать к богам, моля о помощи. Однако тут, за Кромкой, она могла взывать только к Кощею. И уж как он поступит… после того, как столько лет ее ждал? Она могла отдать ему вместо себя своего упрямого сына и тем самым откупиться, как уже пробовала однажды, когда только родила Добрыню. Но сейчас поступит иначе. Она отказывалась от сына всю свою жизнь, старалась забыть о нем, не думать. Но он явился, нашел ее. И понравился ей. Злой, упрямый, властный, но дороже для нее, как оказалось, никого нет.

А еще у Малфриды было огромное желание разыскать тут Мокея и уничтожить его. Зачем она некогда оживила этого злобного древлянина? Он всегда был ее врагом. Нет, не всегда. Когда-то он сильно любил ее… Может, поэтому Малфрида и пожалела его после поражения древлянского племени? Глупость какая! Ибо, отвергнутый, он возненавидел ее. И эта ненависть осталась с ним. Хотя Малфрида и приказала ему забыть прошлое. А он… Как вышло, что именно этого человека Кощей забрал к себе за Кромку?

Думать об этом было горько. Лучше уж дойти до конца и самой во всем разобраться. Или закончить начатое.

«Убью!» – шептала Малфрида. Она понимала, что ее зло может быть услышано, но сейчас почти хотела этого.

Идти им пришлось долго. Из мрака слышались незнакомые пугающие звуки. Порой что-то шуршало над головой, порой кто-то хихикал прямо в ухо. Они оглядывались, старались быть наготове и изо всех сил пытались победить свой страх. Страх отуплял, хотелось бежать, нестись, размахивая факелами. Факелы догорали, они зажигали новые. И у каждого в душе был ужас при мысли, что произойдет, когда погаснет последний, когда они лишатся живого горячего огня.

Пока же они шли и один каменный переход сменял другой, лестничные марши уводили все глубже в подземелье. Малфрида была готова ко всему. И все же пропустила миг, когда появились новые твари тьмы. Да и кто бы их заметил, если из-за сумрачных сталактитов, будто клочья тумана, проступили очертания искореженных тел? Они летели прямо на пришлых, и их не остановил даже свет огней, которыми люди пытались заслониться. В мельтешении света и тьмы было сложно рассмотреть призраков, но их присутствие ощущалось, когда ледяные пальцы касались лиц чужаков, хватали за волосы, холодным плотным потоком подсекали ноги, пытались повалить.

Малфрида пустила молнию с руки. Откуда в ней тут, под землей, взялась Перунова сила? Но, видимо, ярость ведьмы пробудила в ней то, что осталось от пережитых некогда гроз и молний. И эта вспышка откинула тени подземных тварей. А еще Малфрида вдруг увидела того, кто правил бездушным воинством призраков. Человек? Или кромешник? Горбатый, худой, с длинными прядями волос на плешивой голове. Он висел на скале и указывал своим призрачным слугам на чужаков, словно повелевая им – напади! И те летели на людей, выли, скалились. И только вокруг Малфриды оставалось пространство, куда ни одна тварь не смела приблизиться. На нее как будто не нападали. Но при этом она помогала отбиваться своим спутникам.

Новая вспышка молнии с руки чародейки промчалась и погасла. Из мрака послышались писк и рык, а еще путники почувствовали вонь. Значит, слуги этого горбуна на стене не только тени, но и обращенные злобные твари, которым приказано убивать. Других, но не ее.

– Эй, держитесь поближе ко мне! – приказала ведьма своим.

Добрыня отмахивался от кого-то копьем, кого-то задевал и отбрасывал. В мятущемся свете