Белый ледяной шар рванул к нему с ладони кромешника быстрее, чем Добрыня успел надеть шлем. Однако же шар разлетелся на множество осколков, разбившись о непроницаемую кольчугу Добрыни. Один из осколков обжег посадника, чиркнув по лицу и подбородку. Добрыня невольно вскрикнул. Миг – и он уже был в шлеме, смотрел на кромешника, наступал на него. И, видимо, тот понял, что его ждет, отлетел в прыжке, при этом бросив следующий светящийся, как кристальный лед, шар в Даа.
– Нет! – вскричал Добрыня. Казалось, он был готов разорвать этого Мокея голыми руками. – Нет, трусливая падаль! На меня иди, если хочешь изведать силу богатырскую!
Но тот уже исчез. Отпрыгнул далеко единым движением, потом еще раз – и тут же все заволокло густым белесым туманом. В таком тумане он был невидим для отражающего удары шелома.
Правда, туман стал тут же рассеиваться, когда рядом, разгоняя белесую муть, забили шесть крыльев Ящера.
Добрыня склонился над Даа – тот был весь утыкан острыми ледяными осколками, кровь текла из множества ран, а на лице застыло удивленное, испуганное выражение.
– Ох ты, парень… На беду я покликал тебя с собой в царство Кощеево.
Рядом звучал голос Малфриды – уже не Ящера, а женщины, которая торопливо рылась в своем мешке, вытаскивая склянки с чародейской водой.
– Не мешай мне. Пока душа паренька рядом, я еще смогу вернуть ее.
Она вытаскивала осколки из тела Даа, а сама время от времени озиралась, выискивая взглядом кромешника. Однако того словно развеяло вместе с туманом.
Добрыня сидел в стороне, наблюдал. Когда кровь исчезла с Даа под струями голубоватой воды, когда розовые струйки вернули цвет его лицу, а сам он вздохнул и стал приподниматься, посадник обрадовался ему, как родному. А отчего, спрашивается? Разве мало смертей Добрыня видел на своем веку? А все же любая живая душа в этом мире смерти и чар казалась ему близкой и необыкновенно ценной.
– Спасибо тебе, Малфрида, голубушка.
Она теперь рассматривала окровавленное лицо Добрыни.
– А вот тебе я так легко помочь не смогу. – Она указала на его рассеченное острым осколком кровоточащее лицо. – Ты крест носишь, тебе чары не помогут. Волшебные доспехи – это одно. Особенно тут, в этом мире нелюдей. А вот кровь заговорить у меня не получится. Так что буду врачевать тебя обычно, по-человечески.
Добрыня и впрямь был весь залит кровью, вытекающей из глубокого пореза. Малфрида сказала, что попробует зашить ему рану вываренными оленьими жилами, но сперва надо Добрыне сбрить бороду, промыть рану чистой водой…
Сбривать бороду каменным ножом было мучительно. Хорошо еще, что Сава развел на сухом мхе костерок, нагрел воду, которой промыл порез посадника, да и само лицо подержал в тепле, прежде чем начал скрести каменным краем. Рана Добрыни по-прежнему кровоточила, но Сава даже усмехнулся, заметив, что без бороды посадник выглядит куда моложе.
– Малфриду зови, – только и буркнул тот. – Заштопает меня, и дальше тронемся. Мы ведь только полдела тут сделали. Дело же ждет нас впереди.
Но Малфрида отчего-то медлила. Подошла, но не бралась за врачевание, а лишь смотрела на безбородого, непривычно молодо выглядевшего Добрыню. Глаза ее расширились, грудь бурно вздымалась. И вдруг она резко зажала ладонями себе рот, содрогнулась и зарыдала.
– Мокей… Будь ты проклят, Мокей! – только и повторяла она, продолжая плакать и по-прежнему не сводя горестного взгляда с сына.
Ведьму так трясло, что Саве стало жаль ее, вот и приголубил, успокаивал, шептал негромкие слова. Была в нем некая доброта, какая в конце концов успокоила чародейку. И только после этого она подсела к сыну, занялась врачеванием. Добрыня терпел молча. Хотя и были у него вопросы к Малфриде…
Глава 13
Мокей разглядывал профиль Бессмертного во мраке пещеры. Это случалось довольно редко: обычно Кощей постоянно менялся, никогда не задерживаясь в одном облике. Однако сейчас он настолько крепко задумался, что, казалось, забыл превратиться в кого-то иного. И Мокей видел его четко.
Он давно научился видеть во мраке подземного царства, его зрачки заполняли оба глаза, и оба хорошо видели. Это был дар Бессмертного верному кромешнику, хотя хозяин все равно называл его Кривым, посмеиваясь порой над его полученным в прошлой жизни бельмом. Но сейчас Кощей не смеялся. Он замер в задумчивости, и Мокей мог рассмотреть высокого лысого человека, облик которого принял сейчас хозяин Кромки. Без трупного разложения, просто серый, бескровный, бесплотный, с горбоносым профилем и сильным выступающим подбородком. Может, некогда он выглядел так изначально? В любом случае Кощею сейчас было все равно, что его могут видеть.
– И к кому же из своих спутников ведьма больше расположена? – в который раз спросил он.
Мокей устал рассказывать. Кажется, все уже поведал, утаив только, что узнал свое прижизненное имя. И это словно придавало ему сил. А вопрос Темного?.. Ну да, общалась в основном с темноглазым, льнула к светловолосому, лечила юного шамана, а горевала над раздавленным под стопой каменного тале.
– Ох, какое же хитрое дитя! – со вздохом изрек Кощей.
Почему – дитя? Что такое испытывает Бессмертный к этой чародейке, если отзывается о ней столь ласково? Обычно он обращался так к своим пленницам, когда хотел расположить их к себе. Их имена его не интересовали, просто говорил: «Подойди ко мне, дитя милое». Но ведь эта ведьма не просто жертвенная дева. Она сама пришла. И Бессмертный ждет ее, его волнует появление гостьи. Вон как придирчиво расспрашивал обо всем своего Рубца. Даже не разозлился, когда тот осмелился задать вопрос: что так напугало великана тале, если он едва не убежал от светловолосого чужака, которого, казалось, готов был растоптать в любой миг? А потом вдруг деру дал…
Кощей будто бы думал о чем-то другом, но потом спокойно отозвался:
– Тале просто туп, им любой сможет управлять, кто верит в свои чары. А там были некие чары, напугавшие великана. И мне даже пришлось приложить усилие, чтобы не дать ему сбежать и развернуть обратно.
Надо же, ответил. Ну просто милая беседа у них получилась!
Но особенно долго Кощей расспрашивал, как ведьма и ее спутники преодолели подступы к его пещере, какие обычно охраняли мертвые. По его замыслу там никто не мог пройти – неупокоенные разорвут, сожрут, разметут. Даже добытые неуязвимые доспехи ненадолго помогли бы чужакам. Однако вышло, что пришлые не стали тратить силы на войско мертвой рати.
– Конечно, они испугались, – рассказывал Мокей. – Нелюди выбирались из-под камней, шли на них плотной стеной. Не отступили, даже когда ведьма перевернулась в воздухе и превратилась в Ящера – огромного, длинного, шестикрылого. Вот и смелá первых же приблизившихся мощным хвостом – только ошметки полетели. Я наблюдал
