— Потому и не видят, что копы. Для них дорога всегда свободна…

Преследующую их «Волгу» от удара развернуло и занесло кормой на «встречку», где она тут же получила добавки от налетевшего на неё городского «Икаруса». Испуганные лица в автобусе, перекошенные в легковушке. Крыша внизу, колеса вверху и… наоборот, много, много раз… Последний полет Гагаринов! Сколько их там было; двое, трое? Мат… Шоферский мат в кабине автобуса, полицейский — в кувыркающемся авто. Всем все понятно, три буквы, одно слово, а сколько значений, какая гамма чувств! Маму тоже вспоминали, кувырк-кувырк…чужую только, но это по глупости и не со зла. Чего не вспомнишь, когда-то самое место из которого эти самые слова вылетают, оказывается, зажато собственными ногами, а глаза видят наручники, прицепленные сзади к ремню. Только видят они браслетики как-то снизу, а шея при этом еще чувствует теплоту собственных яиц… Тут тебе и галстук с бабочкой и рассольчик солененький из краника, если нервы сильно потрепаны, конечно, ну и, может быть еще, полный отчет о проделанной работе… Все сразу, не надо никуда идти и все на месте. Теперь, главное зубами не клацать, что бы потом не было еще и мучительно больно за бесцельно после этого проживаемые годы…

— Не повезло, — Коршун перевел взгляд с зеркала на дорогу. Первый же светофор и их машина ушла налево. Еще сто метров и…все, — сказал он, глуша двигатель и выбираясь из кабины, — приехали. Дальше наши тропинки расходятся…

— И куда ты теперь, — блондинка тоже выбралась на улицу, не забыв, правда, прихватить из машины с собой довольно увесистую сумочку.

— Я? — Коршун вдруг улыбнулся. — Значит, ты меня отпускаешь?

— Иди…

— А объяснить мне ты ничего не хочешь?

— Ты же не спрашиваешь, — девица вдруг заметила, что свой «Вальтер» она еще держит в руках и тут же постаралась его спрятать в сумку. — Чего это я должна распинаться и потом…

Договорить она не успела. Полиция пришла в себя быстро, и беглецам снова пришлось сматываться, только теперь уже дворами и на своих двоих. Галопом по Европам…

От удара в «скорой» все поменялось местами. Врач влетел головой во что-то металлическое, какой-то прибор, и потерял сознание, что его, собственно, и спасло. Риту же спасло то, что она и так была без сознания. Разъяренная толпа только заглянула в раскрывшиеся при ударе задние двери машины и все, интерес был утрачен. Ей хватило и разорванного на части шофера. Вторая машина для неё была куда интереснее, там еще кто-то сопротивлялся…Машину же скорой помощи просто немного покачали вместе с её пассажирами, перевернули на крышу и подожгли. Гори ясно, чтобы не погасла…

Очнулся врач от собственного кашля и оттого, что стал задыхаться от дыма. Еще пол минуты ушло на то, чтобы освоится с пространством и понять, что надо было делать. А что надо было делать? Надо было выбираться из этого задымленного улея и все, что еще делать то надо было? Машина уже горела, ей осталось еще только взорваться, чтобы поставить точку во всей этой печальной истории. Огонь уже подбирался к бензобаку, осталось…Врача такой расклад, конечно же, не устраивал и он начал шевелиться. Первым делом надо было спасать однажды уже им спасенную больную, которая в немыслимой позе скрючилась на полу, придавленная его же напарником, а вторым — спасаться самому. Очень это не просто, оказалось, сделать… Вытащить их из горящей развалины, вот-вот готовой взлететь на воздух. Эти оба так упирались, особенно товарищ под девяносто кило весом, что и так плохо чувствовавший себя доктор, стал чувствовать себя еще хуже.

«Прав был Семеныч, царство ему небесное, — пыхтел он, волоча бесчувственное тело санитара подальше от костра. — Выучился бы на электрика, сейчас бы сидел где в кабинете, а не летел бы в этом самолете…».

Машина взорвалась, когда все трое были уже на свободе. Получилось красиво и эффектно, как в кино, но главное, что безопасно… «Можно было еще добавить включенную, вверх взлетающую синюю мигалку с крыши машины, — подумал доктор, прикрывая собой от разлетающихся в разные стороны осколков, тело лежащей прямо на асфальте девушки, — Было бы еще эффектнее…»

Толпа еще гудела, но полиция тоже не бездействовала. Отдельные придурки еще бросались бутылками, но это уже было, как голос поющего в пустыне. Основная масса отдыхающих все-таки уже отдохнула и те, кого еще стражи порядка не успели распихать по железным будкам, спешили поскорее убраться восвояси. Просветление мозгов начиналось гораздо раньше, чем даже ожидалось, не смотря даже ни на что…

Доктор чувствовал как умирает. Голова раскалывалась, мутило и почему-то хотелось выпить. Хотелось даже не выпить, а так выпить, что бы нажраться. Так набраться, чтобы сразу же оказаться в каком ни будь другом месте, все равно каком, лишь бы только подальше отсюда, хоть на необитаемом острове посередине океана или в Пролесках, например, что под Минском, все равно где, лишь бы только ничего этого не видеть и не слышать.

Бой утихал, машины догорали, все потихоньку возвращалось на круги своя. Черный дым смешался с белым и закрыл собой пятикопеечный диск солнца, изредка проглядывающего сквозь рваные бреши в темной массе, укрывшей собой город. Картинка черно-белого кино из его детства. Прошлое для него всегда, почему-то казалось черно-белым. Не розовым, как у большинства людей, (вспомните свое розовое детство или свои студенческие годы, тоже, кстати, розовые) а именно черно-белым, как кадры дореволюционной хроники. Император со свитой спускаются по парадной лестнице в Кремле, быстро-быстро так перебирая ножками. Куда спешат, бедные? Но это так…

А теперь еще и настоящее стало для него черно-белым, только спешить, слава Богу, было уже никуда. Кино закончилось. По сценарию сейчас можно было бы еще выпустить парочку «Мессеров», что бы они прошлись здесь на бреющем своими пушечками, но это было бы уже слишком. Даже немец в сорок первом до этого не додумался!

— Что это, — спросила девушка, вяло кивая в сторону побоища.

— Не знаю… — ответил врач. — Наверное, в футбол играли.

Он посмотрел на Риту и совсем не удивился, что она даже уже не лежала, а сидела с ним рядом, опершись спиной на какую-то разбитую машину чужого производства, и даже задавала ему вопросы. Прямые, грязные волосы, черный, испачканный нос и застывшие глаза, видок у неё был еще тот…

— В футбол?

— Со смертью, — усмехнулся он и перевел снова взгляд на площадь.

— А где море?

— Причем здесь море?

— Я плыла, а потом все пропало, — сказала она.

— И начался футбол, — добавил он.

Рита не улыбнулась.

— Я ехала в метро, и там что-то случилось, верно? — она снова посмотрела на доктора. Его видок, кстати, тоже был не лучше, особенно эта его идиотская, белая шапочка, слегка сверху подгоревшая.

— В