— Вот и все, — Лорман закашлялся, обращаясь неизвестно к кому, скорее всего к тому, кто его сейчас снимал. А то, что его снимали, он и не сомневался. Иначе, зачем все было нужно. Проще было прикончить его еще в самом начале. Кино заканчивалось, последняя сцена подошла к своему финалу. «А все-таки ты урод, парень, — Лорман снова закашлялся, только уже сильнее, оперся спиной на дверь и стал съезжать вниз. Прогремел взрыв, это не выдержал температуры один из кинескопов. Стеклянные осколки зазвенели по стенам, один больно впился ему в щеку, ерунда какая, второй вырвал из руки кусок мяса. — Все-таки ты парень, урод, — Лорман снова закашлялся и засмеялся одновременно. — Значит кино, говоришь, любишь? Ну-ну, будет тебе сейчас кино!» Парень залез в накладной карман своих армейских брюк и нащупал там здоровой рукой округлое тело гранаты. Оружия с ним не было, потерялось где то, а вот граната осталась. А может её специально ему оставили, что бы конец был поинтереснее и поэффектнее, а может и нет, кто его знает? Лорману на это было уже совсем наплевать, как и на себя, впрочем, тоже. У каждого человека свой предел прочности, у него он закончился. Сколько раз можно умирать? Это и надоесть, в конце концов, может… Да и устал он, и дым еще этот, глаза забивающий и глотку. Лику вот только жалко было, но радовало то, что она была жива, а это главное. Раз до сих пор смогла уцелеть, значит и дальше сможет. «Вредина такая, — Лорман слегка, краем губ, улыбнулся и снова закашлялся, — и чего только я в ней нашел? Ни сиськи, ни письки и попка с кулачек, а платье? Где она его только надыбала? — Лорман сглотнул. — Ты выберешься, слышишь? Ты обязательно должна выбраться, иначе… Иначе зачем все это?» Он вдруг вспомнил, как они познакомились. Тогда она, мельком взглянув на него, даже разговаривать с ним не стала, промурлыкала номер своего телефона и упорхнула, тогда она даже имени ему своего не сказала, телефон только, тогда… Лорман вытер пот со лба и снова улыбнулся. «Если бы повторить все с начала, — представил он, — подошел бы ты к ней снова? Не знаю, наверное… — парень вздохнул. — Конечно, подошел бы…Десять раз, двадцать раз, тридцать раз подошел бы… Вот захотела бы она мне дать свой телефон? Вопрос, конечно… А все же мне повезло, — прохрипел он в пустоту. — Слышь, фокусник, к тебе обращаюсь? Я за эти несколько суток пережил столько, что некоторым и жизни не хватит, чтобы весь тот кайф схватить, что я здесь поймал, понял? Но самое главное то ведь даже и не в этом. Самое главное ведь, что все это я пережил вместе с ней… Понял? Куда тебе, — Лорман закрыл глаза и попытался представить себе её лицо. — Ты ведь урод и неудачник… И чего ты добивался, и чего ты добился, не понял я? Дурак ты, паря, и шутки у тебя дурацкие…» Стало очень жарко, духовка постепенно раскалялась. Воздуха же, вообще, почти не осталось… «Мам, прости меня, я не специально, — мысли его стали прыгать и путаться. — Так получилось…Лик, ты тоже меня про… Ты только не сдавайся, а я тебе хоть немного… Скажи, да… Для меня это очень… С работы выгонят… В кино так и не сходили… Зато сам снялся, жаль не заплатят… Кто не заплатит? — он вдруг усмехнулся абсурдности такой мысли. — Совсем крыша поехала, ведь никого же не осталось, Боже мой, мы же с ней всех пережили… Дурдом на колесиках…И почему я не уехал в какой-нибудь другой го…»Когда от дыма голова уже совсем перестала соображать, он достал из кармана лимонку, выдернул за кольцо чеку и подложил её под эту самую железную дверь. «Раз, два, три, четыре, пять, — вспомнил он детскую считалочку. — Вышел зайчик погулять…»
День 5, эпизод 8
Эпизод VIII
Лика тем временем все еще продолжала изучать себя в зеркало. Отражение было знакомым, но не настолько, что бы въехать в него с первого раза, не такое, чтобы с ним можно было породниться. Она …и не она, лицо вроде знакомо, Лика провела пальцами по щеке, а вот все остальное? «Фрау ряженная. А вот глаза… Да, — вздохнула она, — глаза уже не те, взгляд изменился, — поняла она. — Совсем не мой взгляд, холодный какой-то и серьезный… И, вообще, это не я… Неужели я так повзрослела, не прошло и полгода!»
Вечер продолжался… Оркестр заскрипел смычками следующую мелодию, кажется, это был «Лебедь» из сюиты «Карнавал животных» Сен-Санса. Бывший профессор в заношенном до дыр фраке снова самозабвенно ударил в тарелки, «животные», разобравшись по парам, снова в танце поплыли по залу… Лика снова взглянула в зеркало на свое отражение. Где-то она уже видела это платье, где? Она сморщила лоб, пытаясь припомнить, и даже потерла пальчиками виски, чтобы сосредоточиться, но тщетно… Картинка стерлась из памяти. Это белое лицо, этот ледяной взгляд… Когда-то все это она уже видела. «Только вот где и когда?», — пыталась она вспомнить, и ничего у неё не получалось. Тогда она оторвалась от своего отражения и медленно и сосредоточилась на зале. Зал тоже показался ей знакомым: эти золотые подсвечники, эта вычурная люстра катастрофических размеров, тоже из золота… Постепенно появился эффект присутствия в месте, которое она уже когда то посещала. В это не верилось, но и зал постепенно тоже становился узнаваемым, как и её это новое карнавальное платье. Лика похолодела: «Платье…» Ключик к памяти был найден, она вспомнила, она вдруг ВСЕ вспомнила!
Когда-то она уже мечтательно, прикрыв глаза и, склонив чуть набок свою прелестную головку, по нему кружилась. Оркестр тогда играл вальс, а вокруг также кружились красивые молодые пары: военные в белых мундирах с золотыми эполетами, господа в черных фраках и дамы в воздушных, играющих блесками разноцветных платьях с нарумяненными щечками и в длинных, по самый локоть беленьких перчатках… Все здесь звенело, кружилось, сверкало! И она тоже кружилась вместе со всеми, точно в таком же белоснежном платье, только еще лучше и красивее! И, вообще, не только
