— Смотришь? — Лорман оскалился, вырвав из темноты камеру видеонаблюдения, закрепленную под потолком в самом конце станции. — Ну и как тебе, а так?

Лучик уперся прямо в её стеклянный глазик, отразился и пошел гулять дальше. Лорман сделал пару шагов в её сторону, потом еще один и еще… И вот он уже оказался совсем близко. Так близко, что камера зависала уже где то у него над головой. Но самое интересное было не это, самым, пожалуй, интересным здесь было то, что эта чертова камера тоже изменила свое положение, и её объектив сейчас был направлен прямо туда, где и стоял сейчас Лорман. Камера за ним следила, причем, даже не делая уже из этого тайны. Повеяло жутью и парень почувствовал как у него холодеют конечности. Зачем-то вспомнилась детская страшилка про черный гроб на колесиках, и стало еще страшнее. Лорман оглянулся, но там никого не было, кроме темноты и тишины, конечно… Еще мгновение и он с испугом понял, что куда то проваливается. Твердый пол под ногами уступил место дырке и парень, взмахнув руками, полетел куда-то вниз… Механизм привода камеры загудел и та вернулась в свое первоначальное, почти горизонтальное положение. Птичка поймалась, клеточка захлопнулась, камера моргнула красной лампочкой и отключилась, её работа была выполнена.

— Ты куда? — Машка схватила Лику за руку, когда та была уже почти около выхода.

— Я? — растерялась та, смотря то на свою подругу или на то, что ей когда-то называлось, то на открытую пока еще дверь.

— Не я же, — Машка растянула губки в издевательской ухмылке..

— Хотела воздухом подышать, — нашлась Лика, — душно здесь.

— Не время…

— Почему же? — Лика попробовала осторожно высвободить свое запястье из объятий её цепких пальчиков. — Самое то…

— Скоро двенадцать, — подруга и не думала её отпускать, — нам надо быть на месте.

— Да пошла ты, — Лика вдруг рассердилась и рванула руку.

— Куда? — Машка, похоже, совсем не собиралась её отпускать. — Отсюда нет выхода!

— Куда хочешь, — огрызнулась Лика, — только оставь меня в покое, мне домой надо…

— Мало ли кому куда надо, — зло сверкнула глазами Машка. — Мне тоже, может много куда надо…

— Ну, так и иди, кто тебя держит.

— Пришла уже…

— Чего?

— Того, — Машка снова сверкнула глазами. — С нашего карнавала просто так не уходят.

— Только вперед ногами, да?

— Вот дура! Кто тебе такое напел?

— Неважно…

— Нужна ты здесь кому? — Машка скривилась. — Можешь идти на все четыре стороны, тебя здесь никто не держит. Только людей, стерва, подвела…

— Вычисти грязь из под ногтей, — парировала Лика, ей за словами в карманы тоже лезть не надо было. — А не можешь, так попроси, чтобы тебе отбойный молоток дали цемент выковыривать. Вырядилась мымра… Ты себя в зеркале то видела, нет? Так иди посмотри, по тебе же три дня бульдозер своими гусеницами юзал, прежде чем Бог в люди тебя решил выпустить… Шея, плавно переходящая в…

Выговорившись, Лика все же вырвала свою руку и поспешила к двери. Слава Богу, та была еще открыта. Она ожидала, что Машка бросится за ней, но та лишь усмехнулась на её выпад и оставила её в покое. Похоже, что той и без неё здесь дел хватало, чтобы из-за всякого там дерьма еще и на празднике нервы себе портить. Впрочем, Лика была о ней тоже не лучшего мнения…

Однако домой сегодня она так и не попала. Дверь, впустив на «карнавал» последнего желающего, закрылась перед самым её носом. Ей оставалось совсем чуть-чуть, когда добрейшая душа, Покойный Владимир Анатольевич, распорядитель всего этого маскарада, достал из замочной скважины замысловатый ключик и с милейшей улыбкой опустил его к себе в карман камзола.

— Все, девочка моя, — сказал он, ласково ей улыбаясь, — выход закрыт, представление начинается…

— Я только…

— Ни каких только, — он изящно развернул её своими барскими ручками на 180 градусов и галантно подставил свой локоть для опоры. — Прошу mademoisolle… С вашего позволения, всю эту ночь я весь в вашем распоряжении.

— Но мне домой надо, — запротестовала она. — У меня и так с предками война идет…

— Об этом не волнуйся, — распорядитель чуть кивнул какой-то глупо улыбающейся старушке, выряженной в застиранное платье своей молодости. — С твоими родителями я все уладил. Теперь они только рады будут, когда узнают, что ты осталась. Небось, напустили на тебя страху?

— Ага, — Лика кивнула, вспомнив испуганное лицо отца. — Папа сказал, что здесь только покойники…

— Дурак твой батенька, — рассмеялся Владимир Анатольевич. — Извините… Он, наверное, имел ввиду мою фамилию, одни неприятности из-за неё. Вот в институте, помню… Когда это было, — старик закатил глаза, — а все как вчера… Так вот, о чем это я, да… Преподаватель знакомиться с аудиторией на первом курсе, доходит очередь до меня… «Спокойный», — зачитывает он мою фамилию, а я его поправляю, аудитория в хохот… А на второй паре я из Спокойного превратился уже в Покойника, представляете какой был казус. Профессор, старый пердун, конечно, исправился и даже извинился, но что толку? Я то так и остался с его легкой подачи еще при жизни покойником. Кстати, — распорядитель кашлянул в кулак, — он тоже здесь, гремит теперь тарелками в оркестре, забавный такой старикашка… Так вот, — Владимир Анатольевич снова вернулся к своим баранам, — откуда он знает про покойников, я про вашего батюшку, когда сам здесь первый раз, да и то, только потому, что мы вас пригласили. Или вы, милочка, себя тоже к ним причислить изволите-с?

— К кому? — не поняла она?

— К покойникам, к кому же еще, — Владимир Анатольевич улыбнулся.

— Я, — опешила Лика, — вы в своем уме?

— То же самое я могу спросить у вас о вашем батюшке, — Владимир Анатольевич совсем даже и не обиделся на её этот резкий выпад в свой адрес, а даже наоборот, сумев подвести под него это свое остроумное замечание, переломившее в корне представление этой заблудшей овечки о всем здесь происходящем. — А помните Наташу Ростову? — он вдруг решил сменить тему и задал вопрос совсем из другой оперы.

— Ну, — Лика все еще недоверчиво покосилась в его сторону. — Кто же её не помнит?

— Первый её бал помните?

— Где она с Ржевским вертелась?

— С Болконским…

— Ну да, с ним…

— Так вот, — Владимир Анатольевич остановился, взял её за обе руки и заглянул в её небесные глазки, он словно и не заметил её насмешливого тона. — Считайте, что для вас это то же самое! Первый выход в свет, другими словами…

— Нет, я не Наташа, а вы не Пьер Безухов, — Лика все же попробовала сделать еще одну попытку, что бы выбраться отсюда. — Так что романа у нас с вами не получиться. У меня сильно разболелась голова, и я очень хотела бы попасть домой. Я, если честно, жалею, что согласилась сюда приехать.