Его она заметила не сразу, хотя он стоял рядом, но только чуть левее, загораживая собой одно из крайних окон, черный силуэт, закрывающий звезды. Ни фигуры, ни лица, ни рук, только острый конец капюшона на фоне черного неба, только длинная, спадающая до пола средневековая монашеская ряса, только…
Она даже не увидела его, она его почувствовала. Почувствовала на себе его взгляд, колючий и холодный, похолодела от страха и лишь потом только увидела и его самого, стоявшего в стороне и спокойно дожидающегося, пока она соизволит его заметить.
— Кто вы? — прошептала Лика, и её ногти впились в подлокотнике кресла. Хотела спросить и еще что-то, но язык перестал её слушаться, превратившись в неуправляемый кусок мяса, неизвестно зачем, застрявший между зубами и горлом несчастной.
Он не ответил, не соизволил ответить, только подошел ближе и стал, но только уже с другой стороны кресла. Теперь лунный свет падал ему на лицо, но лица все равно не было видно, только нос и подбородок. Все остальное закрывал большой монашеский капюшон, тень от которого скрывала и его глаза, внимательно следящие за нею.
— Кто вы? — переспросила Лика, еле ворочая занемевшей конечностью.
Вместо ответа монах, как она успела про себя его окрестить, подошел ближе и что-то ей протянул, красиво блеснувшее в лунном свете.
— Что? — Лика не спешила брать подарок.
— Одень, — приказал он.
— Зачем? — напряглась она. — Мне это не надо…
— Одень, я сказал, — голос его был тих, но настойчив и Лика сразу поняла, она была умненькая девочка, что в этом вопросе с ним лучше не спорить. Все равно будет так, как он сказал и не иначе. Она испуганно протянула руку и взяла ненужный подарок.
— Вот так-то лучше, — одобрительно кивнул он. — Я знал, что ты хорошая девочка…
— Кто вы? — Лику заклинило. Дрожь била все её тело и от его вкрадчивого голоса теплее не становилось, только еще хуже…
— Я? — Лика заметила, как его нижнюю часть лица, верхнюю она не видела, исказила, перекосила дьявольская ухмылка. — Я именно тот, которого вы только что помянули всуе…
— Вы читаете мысли?
— Это трудно? — он обошел её сзади, настолько близко, что Лика на себе почувствовала холод, исходивший от его тела, и помог застегнуть ей на шее замок украшения. — Отлично, — сказал он и подал ей руку, чтобы помочь подняться с кресла. — Прошу следовать за мной, графиня.
Лика чуть не потеряла сознание от его этого обращения и прикосновения его холодной руки. Лишь только нечеловеческим усилием воли она, заставила себя подчинится его властному голосу. На ватных ногах она последовала за ним. Они двинулись через весь зал к противоположной его стороне. Два мрачных силуэта в мрачном обаянии вселенной.
— Я уже умерла? — спросила она, когда они были уже на середине зала.
— Это имеет значение?
— Вообще то, да…для меня, — Лика потихоньку стала приходить в себя, появился даже какой-то интерес к происходящему.
— Считайте, что…да, — Лика не увидела, его лицо от неё теперь полностью скрывал черный капюшон.
— А если нет? — тут же задала она другой вопрос.
— Тогда нет, — незнакомец, кажется, улыбнулся. Если только нервный перекос его узких бесцветных губ можно было обозвать этим словом. — Как видите, — продолжил он, — у вас, графиня, есть выбор. Хотите, будьте мертвой, хотите — живой, мне без разницы…
— Я не графиня, — возразила она, — и никогда ею не была!
— Это вы так думаете, — он снова подвел её к большому зеркалу, только теперь оно уже так не блестело, как только что, когда здесь свечи горели, остановился и продолжил:
— Смотрите, вот ваше зеркальное отображение, — сказал он и надавил на его угол. Зеркало утонуло и повернулось своей тыльной стороной к говорившим. — А вот ваш портрет, только сделанный больше трех веков назад незадачливым художником, обвиненным в вашем убийстве, пойманном и казненном потом вашим отцом. Есть разница? Насколько мне известно, его еще обвинили и в краже колье, которое теперь красуется на вашей шейке.
Его ледяные пальцы при этих словах коснулись её шеи и прошлись по ней до самого подбородка, задержались на нем и затем нагло коснулись её губ. Лика, как завороженная, следила за его движениями, чувствовала на своих теплых губах холод его рук и с ужасом понимала, что сейчас она полностью в его власти и что вся её жизнь зависит теперь только от этих ледяных пальцев. Захотят пальчики и сомкнуться у неё на горлышке, хрусть и готово…
— Хорошо, — прошептала она, сил хватило только на это, — пусть будет по-вашему. — Что дальше?
— Дальше? А ничего… — пожал он плечами и убрал руку, — Свадьба будет…
— Вы решили на мне жениться?
— А почему бы и нет? — рассмеялся вдруг он или сделал вид, что рассмеялся. — При жизни не удалось, так может хоть после смерти получится!
— Что вы несете?
— Да, — прошептал он ей на ухо. — И не смей со мной так разговаривать.
— Вы сумасшедший? — она попробовала вырвать свою руку из его холодных пальчиков, которые снова успели в неё вцепиться.
— Нет, дорогая. Я мертвый…
— Что?! — сердце её вот-вот должно было вырваться из груди. — Что вы сказали?
— Когда-то, очень давно вы меня уже отвергли, предпочтя какому-то поручику, а потом еще и убили. Не делайте этого снова. А кстати, вы знаете, как меня убивали? Меня ваш почтенный батюшка заставил утопиться. Однажды ночью он отпустил меня на все четыре стороны, но дорожку, по которой можно было идти, оставил свободной только одну, идущую прямо через пруд…
— Да пошел ты, — Лика даже не заметила, как перешла с ним на «ты», — Никакая я не графиня, понял? — Лика принялась расстегивать на платье пуговицы и нервно стаскивать с себя это отсыревшее тряпье, пропахшее временем и нафталином, хорошо, что догадалась под низ надеть джинсы и футболку, а кроссовки она и не снимала. — И никогда ею не была к вашему сведению!
— Ты не помнишь, это было в другой жизни…
— Палата номер шесть! — еще пару рывков и платье оказалось на полу. Дернула колье, но то не поддалось, металл все-таки, хоть и драгоценный.
— Но я не утонул, как видишь, — художник или его дух, Лика совсем запуталась, снова зло рассмеялся. — Хочешь узнать, как я остался жив и смог выбраться из той проруби?
— Только, что вы говорили обратное, — съязвила Лика, — что вы давно мертвый? Крыша едет или нелады с памятью?
— А ты злая, — заметил он. — Раньше ты такой не была…
— Какая есть.
— Ты меня расстраиваешь, принцесса.
— Не больше, чем вы
