Лицо ее казалось мне смутно знакомым, но я не помнила имени.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я. – Если тебе здесь не нравится, почему не уйдешь жить в другое место?

– Что ты сейчас сказала?

Она встала передо мной. Злилась, кипела от гнева, словно произошедшее со свечами стало последней каплей.

Вмешалась Моне. Она вдруг оказалась передо мной и как будто меня загородила.

– У нее явно нет того, что нам нужно. Она не может нам помочь. Отстань от нее.

Девушка подняла руки, показывая, что сдается, и они обе – Моне и та, которая так расстроилась, – ушли.

Ушли еще несколько девушек. Я стояла у приношений, возле черной дыры, которая, казалось, уходила настолько глубоко, что ничего невозможно было рассмотреть. Моне не вернулась. Я слышала перешептывания оставшихся девушек, но никто не подошел ко мне. От выпитых напитков (сколько их было? мой мозг стер все подробности) хотелось за что-то ухватиться, и я вытянула руку. Она приземлилась на жесткий край камня.

Ладонь начала сжиматься. Внутри появилось нарастающее тепло. Я оставила расческу – все видели, как я ее положила в дыру, хотя могли не догадаться, откуда я ее взяла, – но не она оказалась в моей хватке. Сначала я даже не поняла, что это, только почувствовала тяжесть. Я взяла что-то другое, и это меня успокоило.

Это нечто напоминало небольшой продолговатый камень. Сначала обычный и холодный. Обод врезался в кожу. И чем дольше я не открывала ладонь, тем теплее становился камень. Он искрился и шипел. Внутри его что-то гремело и крутилось. Разомкнув пальцы и заглянув внутрь, я тут же все поняла и одновременно подумала, что это невозможно. Я сжала кулак, чтобы скрыть его. Попыталась в этом разобраться. Черное опаловое кольцо было закопано в землю в северной части штата – глубоко; я сама все видела восемь лет назад. Видела, как мама рыла ямку. Затем как участок между рядами с помидорами заасфальтировали и прикрыли кирпичами, превратив в террасу. Как оно исчезло. Пропало навсегда. Мы его так и не заполучили обратно.

Но вот оно здесь. В моей руке.

И, как только я его сжала, раздался крик.

Харпер кричала и показывала на небо.

– Посмотри наверх, – услышала я Гретхен. – Поверить не могу, посмотри.

Я вынырнула из темной части сада и вышла на открытый, без деревьев, участок. Задрала голову к небу, сменявшему черное на серое. Мои глаза уловили свет, и я проследила за ним, туда все и показывали. И там была она.

В пяти этажах над садом находилось то, что никто из нас не смог бы назвать. Я видела это и не могла списать на шампанское, вино или все еще пульсирующую точку на затылке, из-за которой кружилась голова и пришлось опереться на стоящую рядом девушку.

Не знаю, каким я представляла себе появление призрака. Кэтрин не воскресла с фотографии, не походила на молодую женщину, которая позировала на стуле с высокой спинкой. Она скорее напоминала свет, чем девушку. И светилась почти голубым. Ее очертания – казалось, у нее были очертания – были трехмерными, но сквозь нее на заднем плане виднелись городские огни.

Она находилась на краю крыши. Колыхалась там невероятно долго. Мы все видели ее там – те немногие, кто остался.

А потом она исчезла, испарилась в небе, будто выключили свет.

В этот момент я что-то почувствовала. Наша небольшая компания практически не двигалась. Просто ждала. Крыша – наша и на других зданиях вокруг – была пуста, но мы стояли неподвижно, пока не убедились, что все закончилось. И только потом позволили себе какие-то движения – моргнуть, задышать.

– Вы это видели? – спросила Харпер. Она держала Гретхен за руку. Остальные сбились в кучку и смотрели наверх.

Я кивнула. Я видела.

– Именно оттуда она и спрыгнула, – произнес кто-то. – Все точно как в историях.

– Она не прыгала, – заговорила появившаяся из ниоткуда Лейси. – Она упала. Это была случайность.

– Она знает, что мы здесь, – сказала Гретхен. – Она пробудилась. Мы что-то сделали… сегодня что-то произошло… и это ее разбудило.

Она внимательно и с тоской смотрела на крышу. Но я знала, что там ничего нет.

Я боялась надеть кольцо на палец, поэтому не открывала кулак. Но все равно его чувствовала. Опал в моей руке успокоился и стал холодным.

Лейси теперь стояла рядом со мной, ее дыхание касалось моего плеча, а белое платье сверкало.

– Это сделала ты, не так ли? – спросила она и отыскала в темноте мои глаза.

Я даже не стала открывать рот.

Я смотрела на пустой край крыши. Сегодня моя первая ночь, и я никому об этом не расскажу. Вне этого места мне никто не поверит; мы все пронесем этот секрет сквозь нашу жизнь плюс девяносто девять лет, пока не поделимся им с нашими дочками или – не то чтобы они это заслужили – мамами.

Среди этой компании я заметила Моне. Она сняла парик и сейчас была со своей обычной прической, ее только портил вихор.

– Почти полночь! – прокричал кто-то, и все засуетились. Быстро задули оставшиеся свечи. Спешно пошли из сада к воротам дома и крыльцу.

– Идем, – кто-то сказал мне, и я последовала за всеми.

– Кто-нибудь, заприте сад, – попросила другая девушка. Я не увидела, кто остался его запереть, но на мгновение задержалась у ворот, выглядывая за них. Мне почти хотелось пройти по тротуару и посмотреть, куда он меня приведет, направиться на запад или на восток, в южную часть или северную, позволить себе следовать за сменяющимися знаками проходящей мимо толпы или слабого летнего ветерка. Мама рассказывала об этом в своих историях.

Но я не могла. Уже почти настала полночь. Я должна была войти.

И только когда я вернулась в дом, меня внезапно пробило. Дурнота накатила точно волна. Сквозь нее я с трудом услышала, как часы пробили двенадцать раз. Я чувствовала себя непонятно, нестабильно, и дело было не в обтягивающем платье. В животе, казалось, были американские горки, идущие к голове. Мне нужен стакан воды.

Стоило ли мне остаться на севере, где безопасно среди деревьев, безопаснее, чем я думала, потому что, кроме того места, ничего не знала?

Я не знала, как оказалась в своей комнате. Похоже, мне помогли подняться, так как смутно помню, что на кого-то опиралась, и последний пролет меня тащили, почти что несли на себе. В какой-то момент я опустошала содержимое желудка в фарфоровый унитаз, и кто-то – наверное, Анджали – поддерживал мои волосы, давал мне попить теплой воды из пластмассовой чашки и вытирал ее, когда она стекала по подбородку. Я даже не понимала, когда так напилась, но было похоже на то. Я дрожала. А потом стало тепло, меня накрыли чем-то мягким. Кажется, я