— О чём шушукались без меня? — изрядно повеселев за последние полтора часа, спрашивает Аня, на пару секунд оторвавшись от телефона.

— Да так, — разворачивая машину в узком пространстве, отвечает Вадим. — По поводу вашей следующей встречи.

— А давай в клуб заскочим? — без явной причины говорит подопечная, когда они отъезжают от ресторана на пару кварталов.

— Нет, — безапелляционно отрезает Вадим, даже на миг не отрываясь от дороги.

— Да ладно тебе, не ломайся, — весело заявляет пассажирка, но от него не скрываются обиженные нотки в её голосе. — Хотя бы на часик! Меня никто даже не узнает там. А я стану добрее и послушнее. Честно-честно!

— Клубы днём не работают, — парирует Вадим, как бы заманчиво не было предложение.

— Подождём, — та беззаботно пожимает плечами. — Можешь пока с той девчонкой снова посидеть. Я подожду вашу свиданку, а ты потом меня до клуба подбросишь.

Вадим сжимает обтянутый кожей руль, не даёт волю рукам и лишь слегка ослабляет хватку, когда пальцы начинают хрустеть от боли.

— Не говори больше про неё, — как можно спокойнее отвечает, едва машина трогается с места.

— То есть «нет»? — скосив на него взгляд, спрашивает подопечная.

— Нет.

— Зануда.

***

Пасмурная погода окончательно развеялась, уступив место полуденному зною. Жара не помеха, когда в машине есть климат-контроль, но от испепеляющего солнца, светящего прямо в лицо, не спасают ни козырёк, ни очки с кепкой. От него не скрыться, не спрятаться. Всю дорогу Вадим изнывает от пекла и обливается потом. Двигаясь в бурном и стремительном потоке машин, уже через полтора часа Вадим сворачивает на финишную прямую до Шапсугской, где дорога почти сразу ныряет под тень деревьев. На заднем сидении в пакете лежит бутылочка коньяка и ведёрко фруктового мороженого, выбранного подопечной в награду за хорошее поведение в больнице. Сама она примостилась рядом в стремлении спрятаться от солнца.

— Давай я до дома нас довезу, а ты пока полежишь тут, в теньке.

Вадиму кажется, что это его собственный галлюцинации от жары и усталости. Однако настойчивый взгляд в зеркале заднего вида упрямо настаивает на обратном. Вадим мысленно матерится, не желая озвучивать это вслух. Он слишком устал для очередных детских споров и усмирения её хотелок.

— Нет.

— Да ладно тебе, не жмись, как девственница! — подопечная просовывает раздражённую мордаху между сиденьями. — Я просто хочу помочь!

— За языком следи, — зло одёргивает в ответ, но на девчонку это не производит какого-либо эффекта.

— Ты устал. А тут даже новичок справится!

— Сядь.

К удивлению Вадима, она и в правду слушается его, плюхаясь обратно на сидение. Пару минут в салоне стоит напряжённая тишина, разбавляемая лишь шуршанием покрышек. Однако потом до него начинает доноситься тихое бормотание из-за спины. Оно становится всё громче, расплывчатые в фоновом шуме звуки приобретают силу, чёткость, складываются в слова, от которых его пальцы вновь до боли сжимают руль.

— … добра человеческого желаю, а в ответ что? «Сядь», «следи за языком». Думаешь, я водить не умею? Или что кролика несчастного собью? Уже неделю почти живу по твоей указке. Это делай, это не делай. Шаг в сторону сделать нельзя! Ну хоть в туалет пока не по графику! Спасибо, блин! Я с тобой, как в тюрьме чёртовой, слышишь! — уже кричит она. — В тюрьму ты меня везёшь, а сам ты — надзиратель чёртов!

Вадим резко сбрасывает скорость и сруливает на обочину, от чего красноречивая мерзавка валился прямо на пакеты, не успев ухватиться за что-нибудь. Тяжело дыша, Вадим смотрит на пустую дорогу впереди.

— Ты с ума сошёл?! — вопит малая, ударяя по спинке его кресла.

— Как думаешь, почему меня наняли? — спрашивает Вадим.

— Чего? Ты чё, перегрелся?

— Отвечай! — кричит Вадим, на миг отрывая взгляд от дороги.

— Эм… А… — мямлит девушка. — Да я откуда знаю?!

— Из-за тебя, — ответ выходит каким-то слишком простым, даже снисходительным, абстрагированным от бурлящих в нём эмоций. — Из-за твоего бесконтрольного и разба́лованного поведения, — говорит он, поймав взгляд голубых глаз в зеркале. — И пока ты под моим надзором, ты будешь делать то, что я скажу. Это понятно?

Подопечная громко фырчит и отводит взгляд.

— Я и говорю, тюрьма… — едва слышно доносится до него.

— Можешь позвонить своему отцу и пожаловаться, что он уберёг тебя от настоящей тюрьмы, — снова добродушный тон, словно он и не с ровесницей сестры разговаривает, а с неразумным младенцем. — Давай, смелее, — обернувшись и закинув руку за соседний подголовник, с издёвкой подначивает насупившуюся в углу девушку. — Там твой характер в первый же день в порошок сотрут. Станешь шёлковой, покладистой, услужливой. Звони! — рычит Вадим. — Раз моя альтернатива ближайшей колонии для несовершеннолетних тебя не устраивает, — цедит напоследок, а затем садится нормально и давит на педаль газа.

Забуксовав на гравии, ауди вылетает на дорогу и мчится вперёд. Оставшуюся дорогу Вадим молчит, изредка поглядывая в зеркало, но девушка так и сидит, вжавшись в заблокированную дверь. По приезду, стоит лишь ему заглушить мотор, как она едва не вываливается из салона и пулей бросается к калитке. Её скорость бессмысленна — все входы в дом заперты, сигнализация включена, а ключи и коды есть только у него. Вадим никуда не спешит. Открыв все окна в машине, он закуривает, выдыхает наружу струйку дыма и смотрит на распахнутую калитку.

Он устал.

Нет, не так. Он чертовски устал. И не столько физически, сколько морально, даже эмоционально выжат. Долгая разлука с Соней и её новое, уже не такое мёртвое, а куда более живое состояние снова всплывает из памяти, даря ему улыбку. Но страх всё не отпускает его. Эту мерзкое чувство удалось придушить в ресторане и в дороге, а сейчас оно снова больно скребёт где-то изнутри грудной клетки, пытаясь выбраться. Вадим даже не винит себя за сказанное подопечной. Сказал и сказал, за правду не извиняются. Ему даже стало чуть легче, а ей полезно услышать правду о себе.

Догорающая сигарета напоминает ему о купленном коньяке, и он отправляется открывать ворота. Загнав свою красавицу во двор и забрав пакеты из салона, а чемодан из багажника, Вадим с ношей поднимается на крыльцо, где возле двери находит подопечную. Та до сих пор сидит прямо на холодном, затенённом полу крыльца, уткнувшись спиной в стену и подтянув к груди ноги. Вадим ничего не говорит ей, лишь тяжело вздыхает и вставляет в дверь сначала один,